Кэтлин Вудивисс: Навеки-навсегда

Плотно прилегающий наряд Зинаиды пришелся не по душе Воронскому, который несколько раз недвусмысленно подчеркивал в разговоре, что презирает тугие корсеты на косточках. Ему также не нравились широкие юбки с оборками, отделанные кружевом рукава и высокие твердые воротники, введенные в моду покойной королевой Англии Елизаветой. Предпочтение, отдаваемое Зинаидой модной одежде, должно быть, показалось этому человеку скандальным и бесстыдным. Оденься Зинаида соответственно его вкусам и понятиям, и священник относился бы к ней значительно лучше.

— Возможно, вы правы, — ответила девушка, борясь с желанием поспорить с упрямцем. — Но я много раз бывала за границей и привыкла к нарядам, которые носят при английском и французском дворах. Я вообще не думала, что моя одежда может показаться неподходящей.

— В этом ваша ошибка, княжна, — с готовностью согласился Воронский. — Если бы я не был человеком дисциплинированным и не мыслил бы как святой, то отказался бы от обязанностей, которые возложила на меня княгиня Анна, и поехал бы своей дорогой. Никогда не видел русскую девушку в столь вульгарной иностранной одежде!

— Ну, сударь… — Голос Али задрожал. Служанка не сдержалась и, вопреки приличиям, вмешалась в разговор господ. — Я понимаю, что вам не нравится то, что носят за границей, вы ведь там никогда не бывали. Поверьте мне, это совсем другой мир. Вас бы, несомненно, удивило, что женщины высокого происхождения как равные разговаривают с мужчинами, которые не являются ни священниками, ни их родственниками. Это правило ввела покойная королева Елизавета. Не сомневайтесь, сударь, за благородной королевой ухаживало множество знатных дворян, и ни один англичанин не считал это грехом.

Губы Зинаиды расплылись в язвительной улыбке, когда она услышала, как крошечного роста служанка дает отпор коротышке Воронскому. Но тот немедленно возмутился:

— Богомерзкое поведение! Мне негоже находиться рядом с женщиной, которая столько раз ездила за границу. Боюсь, я появился в вашем обществе слишком поздно.

Тоненькая фигурка Али Мак-Кэб съежилась, будто ее ударили кнутом. Она заботилась о княжне с малолетства и возмутилась нападками святоши:

— Моя милая девочка невинна и всегда была такой! — Пожилая служанка вертелась на своем месте и все больше злилась. — Нигде на свете ни один мужчина не посмел прикоснуться к моей хозяйке.

— Это как сказать, — не унимался злобный пастырь. — У вас ведь нет свидетелей, вы полагаетесь лишь на слово княжны.

Зинаиду возмутили грязные намеки, и она еле сдержалась, чтобы не ответить в том же духе, но потом подумала, что все равно не переубедит тупого священника и он будет думать о ней как захочет.

Али же не спустила ему:

— Учитывая, что вы едете в карете княжны и останавливаетесь в комнатах, за которые платит она, вам, сударь, следует относиться к ней подобающе и выказывать благодарность за гостеприимство и щедрость.

Иван смерил служанку уничтожающим взглядом:

— Ты плохо знаешь Святую Библию, старуха, иначе не упрекнула бы меня за то, что я принимаю помощь, особенно от тех, кто может себе ее позволить. Ты, должно быть, недолго прожила в нашей стране и не знаешь русских обычаев.

Служанка с отвращением посмотрела на лицемера, вспомнив день, когда тот появился в доме княжны. Боясь истратить собственный грош, он тут же заявил, что не имеет денег и взял с собой только одежду. С этого момента нахлебник камнем повис на шее хозяйки, да еще и требует к себе почтения.

День назад Али наблюдала, как святоша пытался уговорить княжну, чтобы та не давала деньги молодой матери, которая после внезапной смерти мужа осталась одна с новорожденной дочерью на постоялом дворе. Попытка не допустить щедрого дара выглядела в глазах Али непристойно. Она полагала, что священник хотел получить деньги для себя, а потом передарить их церкви, во всяком случае он так говорил. Поведение Воронского возмущало служанку, и она была убеждена, что священник больше заботится о собственных интересах и благосостоянии, нежели о нуждах бедняков.

— Простите, ваше преосвященство. — Али обратилась к Ивану, умышленно присвоив титул, дабы уязвить его самолюбие. Постоянные заявления Воронского о собственной значимости и святости казались Али примитивным бахвальством, а кодекс чести, проповедуемый им, состоял из того, что было важно непосредственно для его персоны. — Конечно, я давненько не была в церкви, хотя люди говорят, что некоторые из священников — волки в овечьей шкуре. Но поскольку вы считаете себя земным божеством, мои доводы вас не убедят.