Эмилия Остен - Жена-незнакомка

– Ты жалеешь об этом? – Она должна была смириться и отчаянно старалась. – Я знаю, война – это твоя жизнь.

– Я тоже так полагал, – кивнул Раймон, – однако теперь это лишь часть моей жизни. Я ничего другого не знал, а теперь знаю. Да, я уеду в ставку герцога, буду принимать участие в сражениях, пока идет война, но… Когда она закончится, я вернусь и останусь дома. Год, другой – я не смогу больше сражаться так, как раньше. Я уже постарел, моя дорогая, и слишком часто был ранен, и слишком много ран перенес на ногах, чтобы это не сказалось на мне. Вскорости я стану менее сильным и ловким.

– Я не хочу тебя потерять, – сдавленным голосом произнесла Жанна. – Только не теперь, когда свершилось чудо и мы можем быть вместе.

Раймон наклонился к ней и взял ее руки в свои.

– Обещаю тебе, – твердо сказал он, – ты не потеряешь меня. И ты должна этому поверить, потому что я никогда не лгу.

И Жанна поверила.

В саду было уже прохладно, однако Жанне не хотелось уходить. Ей нравилась прохлада, и нравился полупрозрачный осенний день, еще не успевший распрощаться с летом. Днем было тепло, как в начале августа, и лишь к вечеру подкрадывалась свежесть, сообщавшая о том, что осень началась. Третья осень в Марейле, совсем не такая, как остальные.

Книга лежала рядом, однако сегодня Жанна не могла читать. Раймон с Бальдриком давно должны были возвратиться, а их все нет и нет. Элоиза сказала, что подождет за вышиванием, и ушла в дом. Жанна видела, как волнуется компаньонка. Несколько дней назад барон де Феш сделал ей предложение руки и сердца, и мадам де Салль, не медля, согласилась. Если все будет хорошо, свадьба состоится в октябре. Если…

Заговор Высокомерных, как называли задумку герцога де Бофора и его союзников, провалился. Остатки этого костра еще дотлевали, однако становилось понятно, что свалить Мазарини не удастся. Сейчас Раймон и Бальдрик находились в Париже, где завершалась эта история. Шевалье де Марейль и барон де Феш приняли непосредственное участие в том, чтобы расстроить планы заговорщиков. Благодаря тонкому ходу, придуманному Бальдриком, Матильда де Венар получила приказ покинуть страну и вынуждена была уехать. Кантильен, ставший ее любовником, растерялся настолько, что затеял поединок с одним из пришедших с приказом гвардейцев. Тот, недолго думая, проткнул Кантильена насквозь. С одной стороны, Жанна радовалась избавлению от кузена, перед которым приходилось изображать испуг и покорность; с другой – безмерно жалела тетю, потерявшую в один год и мужа, и сына. Да и сам Кантильен… Запутавшийся, жадный до денег молодой человек! Жанне все казалось, будто он смог бы измениться, оставить полную пороков жизнь и сделаться лучше, чем был, однако муж высмеял эти ее рассуждения. Такие люди не меняются, сказал он, ибо не видят других дорог, а своя им безмерно нравится. Тем не менее Раймон поступил благородно, отправив тело Кантильена на родину, в столь ненавистные покойному кузену окрестности Руана, с их безлюдьем, спокойствием и бедностью.

На дорожке, ведущей к беседке, показался Раймон, и Жанна поднялась ему навстречу. Вид шевалье де Марейль имел самый воинственный – глаза блестят, на лице кривая ухмылка, ладонь на рукояти шпаги – сразу видно, мужчина возвратился из боя. Раймон вытащил Жанну из беседки, поднял и покружил. Мир завертелся вокруг, зелено-солнечный, разноцветный.

– Все закончилось, – сказал он, опуская жену на землю, но и не думая размыкать объятия. – Герцог де Бофор арестован, кое-кто из сторонников его – тоже. Остальным наказание – ссылка.

– Что с ним будет? – спросила Жанна. – С герцогом де Бофором?

– Он был так удивлен! До последнего не мог поверить, что королева подписала указ об аресте… Герцог будет заточен в Венсенский замок, откуда невозможно сбежать. Там он и проведет довольно долгое время.

– Ну а мы? – тихо произнесла Жанна. – Что будет с нами?

– Мы были всего лишь пешками в этой игре, – усмехнулся Раймон, – и ты видела, какой плохой из меня получился интриган. Из Бальдрика куда лучше! А потому Мазарини велел нам уйти и не являться перед ним по меньшей мере полгода. Конечно, мы выполнили свой долг, однако я не жажду повторять это. Придворная жизнь – не для меня.

– И не для меня. Мне вполне хватает Марейля.

– А мне – тебя, моя дорогая.

Он менялся все эти дни. Недовольный и злой, что вынужден участвовать в том, чего не любит, но знающий, что должен платить цену; нежный в прикосновениях и взглядах, задумчивый, яростный, быстрый. И неизменно – любимый.