Александра Девиль - Письмо Софьи

Ее необычное состояние заметила Надежда:

– Что с тобой, Софи? Ты потрясена этой новостью?

– Потрясена… – пролепетала она как во сне.

– И вы не передумали выходить замуж за этого господина… Щегловитова? – спросил Ружич.

– Я… не знаю. Мне… надо поговорить со своим духовником отцом Николаем. Я и ехала в город для того, чтобы исповедаться ему. – Она порывисто встала. – Простите, не могу больше задерживаться.

– Как, Софи, ты не посидишь у нас еще немного? – забеспокоилась Надежда. – Давай хотя бы выпьем вина за упокой мертвых и здравие живых.

Слуга уже откупоривал бутылку, горничная поспешно накрывала на стол. Софья, находясь в каком-то странном возбуждении, залпом осушила свой бокал, чем вызвала улыбки на лицах хозяев.

– Я должна идти! – заявила она, тряхнув головой. – Я обязательно приеду к вам, но позже, а сегодня мне еще надо решить многие дела. Спасибо вам за все, друзья мои!

И, не слушая возражений, она кинулась к выходу.

На улице смятенное состояние девушки внезапно сменилось безудержной радостью; ей казалось, что она готова обнять весь мир, и это пьянящее чувство нельзя было объяснить одним лишь бокалом вина.

Пахома она застала на том же месте, что и раньше, зато Касьян был в некотором удалении и приближался к коляске, спотыкаясь на каждом шагу.

– Что это с ним? – весело удивилась Софья.

Кучер пояснил:

– Да вот ведь, образина, заметил тут за углом трактир и сказал, что зайдет горло промочить. Дескать, жажда его замучила. А сам, видно, наклюкался, как свинья! И когда только успел? Ведь его всего-то минуту не было!

– А господин Щегловитов предупреждал, что Касьян теряет разум от одной рюмки! – рассмеялась Софья.

– Дать бы ему сейчас плеткой, чтоб честных людей не позорил, – проворчал Пахом и замахнулся на незадачливого попутчика. – Благодари Господа, что барышня сегодня такая добрая.

Касьян нетвердо ступил на подножку и тяжело плюхнулся на сиденье, забыв, что там лежит его дорожная сумка. Но, когда в сумке что-то хрустнуло, он сразу вскочил, вскрикнул и, обнаружив, что печать на конверте повреждена, а сам конверт надорвался, тут же пьяным голосом запричитал:

– Что же мне делать, горемычному, письмо я испортил, барин теперь с меня голову снимет!

– И правильно сделает, – заявил Пахом.

Но Софья, которая сейчас готова была всех прощать и всем помогать, снисходительно похлопала Касьяна по плечу:

– Ладно уж, выручу тебя. На почте договорюсь, чтобы письмо запечатали в другой конверт.

– И барину ничего не скажете? – шепотом спросил провинившийся.

– Не скажу, не бойся. Поехали к почте, Пахом!

Экипаж тронулся с места. Софья взяла из дрожащей руки Касьяна конверт и, обратив внимание, что адрес был питерский, поинтересовалась:

– Значит, Ипполит, брат твоего барина, живет в Петербурге? А я думала, где-то в поместье.

– Нет, Ипполит Кузьмич в Петербурге живут, в доходном доме-с.

– А что же Ипполит не поддержал брата, когда тот в затруднении оказался?

– Да Ипполит Кузьмич нашего барина всегда наставляли-с против игры, однако друзья-приятели барина с толку сбивали.

– Значит, твой барин все-таки игрок, – пробормотала Софья, но подтверждение этой неприятной истины ее не огорчило.

Сейчас девушка была даже рада убедиться, что Щегловитов имеет пороки, поскольку отказывать порочному человеку было легче, нежели порядочному. А в том, что она откажет Евграфу, у нее не оставалось сомнений с той самой минуты, как услышала, что Даниил жив. Конечно, предстоящее объяснение с Щегловитовым Софью подспудно тревожило, и она ощущала некоторую неловкость, даже, может быть, угрызения совести, но все это не могло заглушить того радостного волнения, которым сейчас было охвачено все ее существо.

Желая больше узнать о своем несостоявшемся женихе, пока язык его слуги еще развязан водкой, она спросила:

– А Людмила Ивановна, покойная жена твоего барина, разве не запрещала ему играть?

– Как же-с, супругу свою Евграф Кузьмич очень боялись, пока она здоровая была. А как она по болезни-то слегла, так он стал из дому пропадать.

– А за женой он разве не ухаживал, не сидел возле ее постели?

– Случалось, что и сидел, когда она при памяти была, да только все больше ругались. Особливо из-за братниного наследства.

– Какого братниного наследства? – насторожилась Софья.

– А не ведаю какого, да только после этого-то спора Людмила Ивановна вскорости и померла. А почем я знаю, какие там были тяжбы, мое дело маленькое.