Виктория Холт: Принц-странник

Шел четвертый год Великого мятежа. Жаркий июльский день клонился в вечеру; трава по берегам реки побурела от зноя, листья кустарника и вдеты были припорошены пылью.

Маленькая процессия из двух мужчин и двух женщин брела по дороге. Одна из женщин — горбунья — бережно несла на руках спящего ребенка; по лицу ее стекал пот. Чуть не споткнувшись о камень и угодив ногой в одну из бесчисленных выбоин, она встала как вкопанная, утирая пот не поднимая головы.

Чуть отдышавшись, она спросила:

— Далеко ли еще до трактира, Том?

— За час должны поспеть.

— Выходит, до сумерек еще есть время, — сказала другая женщина. — Давайте передохнем, все-таки нелегко тащить мальчика.

— На несколько минут можно, — кивнул Том.

— Только если ты уверен. Том, что мы успеем затемно, — снова заговорила горбунья. — С заходом солнца на дорогу выходят грабители.

— Нас четверо, — заметил Том, — да и вид у нас слишком убогий, чтобы заинтересовать разбойников. Но Нелл права: время есть, поэтому передохнем и снова в дорогу!

Они сели на берегу. Нелл сняла башмаки и, морщась от боли, оглядела опухшие ноги, а горбунья осторожно уложила ребенка на траву. Взмахом руки она остановила товарищей, готовых броситься ей на помощь; казалось, ей не хотелось, чтобы кто-то кроме нее прикасался к ребенку.

— Тут удобнее всего, — сказал Том горбунье, — можно хотя бы к кусту прислониться.

Но горбунья только покачала головой и с упреком посмотрела на него. Том улыбнулся и сам занял предложенное им место.

— Не пройдет и суток, и мы в Дувре, — сообщил он.

— Зови меня Нэн, когда обращаешься ко мне, — сказала горбунья.

— Да, конечно… Нэн…

— Не забывай всякий раз называть меня Нэн. Это уменьшительное имя от Нанетты. Спроси мужа, если не веришь. Я правильно говорю, Гастон?

— Да, правильно… Нэн — уменьшительное от Нанетты.

— Именно так меня и зовут.

— Да, Нэн, слушаюсь, Нэн, — сказал Том.

— Идет кто-то, — торопливо сообщила Нелл. Все замолчали, прислушиваясь к звуку шагов. На дороге показались мужчина и женщина с узелками в руках, и горбунья, повернувшись к спящему на траве ребенку, накрыла его правой рукой. Одежда приближавшейся пары выдавала людей более зажиточных, но тоже из низов. Мужчина, из-под коротко остриженных волос которого торчали розовые оттопыренные уши, был, по-видимому, мелким торговцем. Его полная, колыхающаяся подруга задыхалась и обливалась потом, изнемогая от жары.

— Вот как делают нормальные люди, — проворчала она. — Сели на обочине и отдыхают. Как хочешь, но я тоже сяду и ноги не сдвину, пока не отдышусь.

— Китти, идем дальше, — сказал мужчина. — Если мы хотим поспеть в Тонбридж к экипажу, надо спешить!

— У нас еще вдоволь времени, и ноги у меня не железные.

Толстуха с блаженной улыбкой шлепнулась на траву, и ее супругу ничего не оставалось, как последовать ее примеру — стоять на солнцепеке и ругаться было слишком утомительно.

— Да хранит вас Бог! — обратилась толстуха.

— Да хранит вас Бог! — нестройно ответили Том и его спутники, не отрывая глаз от противоположного берега. Они были явно не настроены на беседу, но Китти была из тех кумушек, которые умеют развязать язык даже немому.

— Какой хорошенький ребеночек! — сразу заговорила она.

Горбунья улыбнулась и, не поворачивая головы, кивнула.

— У меня слабость к маленьким девчушкам…

— Это мальчик, — перебила Нэн; она говорила с отчетливым акцентом.

— Вы говорите как иностранка, — сказала женщина.

— Я француженка, мадам.

— Француженка? — Мужчина, презрительно фыркнув, окинул взглядом всю четверку. — Не очень-то мы тут жалуем французов.

Его жена по-прежнему улыбалась.

— Ли хочет сказать, — охотно пояснила она, — что с женитьбы короля на француженке все и началось, и вон она до чего его довела! Ты ведь это хотел сказать. Ли?

— А теперь она где? — возвысил голос Ли. — Во Франции! Небось крутит шуры-муры и целыми днями танцует. Хорошей же женой нашему королю Карлу она была — в такую заварушку его втянула!

— Мне очень жаль, что королева тоже была француженкой, — сказала Нэн. — Что до меня, то я есть бедная женщина. Мой муж — вот он, и ребенок, и эти двое — мы все ходить в Дувр, чтобы присоединяться к нашему господину. А бедняк во Франции и бедняк в Англии бывать почти одно и то же.