Синди Холбрук: Озорная леди

— Что ж, я предоставлю тебе целых три варианта. Ты можешь либо отдать мне шкатулку…

— Ни за что! — перебила Чентел.

— Если нет, то тебя ждет, — он медленно цедил слова, и на губах его играла все та же порочная улыбка, — смерть или изнасилование.

У Чентел перехватило дыхание: перед ней стоял безумец, от которого можно было ожидать чего угодно.

— Прошу прощения, я не расслышала.

— Я предоставляю тебе на выбор три разных варианта. Не говори потом, что я лишен душевной щедрости. Отдай мне шкатулку, иначе тебе придется расстаться если не с жизнью, то с честью.

Негодяй смеялся над ней: она видела, как блестели его глаза! Как и все рыжие, Чентел отличалась вспыльчивым нравом, и сейчас ее огненный темперамент дошел до точки кипения.

— Прекрасно, — произнесла она приторно-сладким тоном, — я выбираю смерть.

— Бог мой, что за глупый ответ. — Он вдруг перестал улыбаться. — Неужели ты на самом деле предпочтешь смерть бесчестью? Впрочем, я мог бы об этом догадаться. — Тут он презрительно хмыкнул. — Достаточно взглянуть на пуританский фасон твоей ночной рубашки.

Чентел покраснела от ярости. Вцепившись обеими руками в свою любимую ночную рубашку из тонкого муслина с романтическими рукавами, отделанными фламандским кружевом, которое она столько раз терпеливо чинила, она произнесла негодующим тоном:

— Послушайте-ка, сэр! Вы можете врываться ко мне и размахивать вашим пистолетом перед моим носом сколько вам угодно, но делать замечания по поводу того, как я одета, вы не имеете никакого права — это мое личное дело. Это уж слишком!

— Тысяча извинений, — в голосе незнакомца прозвучала ирония, — но неужели ты столь глупа и наивна, что предпочтешь смерть изнасилованию?

— Да, я выбрала бы смерть, — ответила Чентел. — Но я не настолько наивна, как вы полагаете. Потому что, если я не ошибаюсь, вы не тот человек, который пойдет на убийство, когда его возможно избежать, ведь это может закончиться для вас виселицей.

— Значит, ты считаешь, что если не убивать, то насиловать невинных женщин я вполне способен? Благодарю. — И он насмешливо поклонился. — Но ты ошибаешься, думая, что убийца обязательно закончит свою жизнь на эшафоте. С нашими-то властями? Если ты поразмыслишь хорошенько, то согласишься со мной.

— В самом деле, — была вынуждена признать Чентел, — в нашем графстве полицейские все как один тупицы.

Незнакомец снова улыбнулся, и в глазах его опять сверкнули веселые огоньки.

— Так, может быть, ты выберешь другой вариант?

— Нет. Я обещала Тедди хранить эту шкатулку как зеницу ока.

— Он простит тебя, принимая во внимание обстоятельства.

— Возможно. Но я сама себя не прощу.

— Боже мой, женщина, ты даже не понимаешь, что делаешь! — воскликнул незнакомец.

Внезапно поддавшись порыву гнева, он убрал пистолет. В Чентел вспыхнула надежда, но тут же погасла, как только она почувствовала на своих плечах его большие руки. Он с силой потряс ее, как щенка. Про себя Чентел решила, что лучше уж стоять под дулом пистолета, нежели ощущать на себе прикосновения этого грубияна, ибо в тот момент, как его руки сжали ее плечи, по телу у нее пробежал ток, который вывел ее из равновесия гораздо сильнее, чем вид оружия.

— Сейчас же отдай мне шкатулку, — взревел он.

— Нет. Я всегда выполняю свои обещания, — простонала она, мысленно готовясь к новому потрясению.

Но его не последовало. Вместо этого он спросил:

— Ты знаешь, что защищаешь предателя?

— Предателя?! — У Чентел от изумления перехватило в горле. Она попыталась вырваться, но безуспешно. — Не смешите меня. Тедди просто не может быть предателем. Он не блещет умом, это правда, но чтобы он стал изменником? Это невозможно.

— Тем не менее этот так. — В его голосе прозвучал металл. — Отдай мне шкатулку.

— Не отдам! Пустите меня! — Она попыталась вырваться.

Мужчина посмотрел на нее крайне неодобрительно, не зная, что же ему еще предпринять. Через мгновение глаза его сверкнули металлическим блеском. Он отпустил ее плечи только для того, чтобы положить руки ей на шею. Большим пальцем правой руки он погладил нежную кожу в том месте, где в ямочке у основания горла пульсировала жилка.

— Отдай мне шкатулку, Чентел! — повторил он.

— Нет.

Она знала, что он чувствует, как быстро и неровно бьется ее сердце.

— Я могу придушить тебя и тогда сам возьму то, что мне нужно, — мягко произнес он, и Чентел почувствовала, что близка к обмороку, хотя он не усилил давления на шею, а всего лишь легко касался ее.