Грегор Самаров - На берегах Ганга. Прекрасная Дамаянти

— В смысле денег компания может не отставать от короля, — заметил Гастингс. Она обязана, конечно, приличным образом вознаграждать твои труды, если ты делаешь честь быть и ее судьей.

Импей горячо обнял Гастингса.

— Я вижу, Уоррен, что ты остался моим другом, благодарю тебя и принимаю предложение.

Глаза Гастингса блеснули, и гордая радость озарила его лицо.

Вошла миссис Импей. Она была в нарядном, но все же простом туалете. В ее глазах отразилась тревога, но Гастингс сказал:

— Теперь, друг мой, я прошу тебя и твою жену поехать со мной, я хочу познакомить тебя с подругой, которая ведет мой дом и будет моей женой, как только окончится ее развод, начатый в германском суде. Она немка, баронесса Имгоф.

Миссис Импей опустила глаза, а судья воскликнул:

— Скорее едем, я буду счастлив познакомиться и выразить ей мое почтение.

Они втроем поехали во дворец. Баронесса ждала их у входа в апартаменты. Она сердечно обняла миссис Импей, а судье протянула руку, как старому другу. Импей смотрел на баронессу и недоверчивое выражение совершенно исчезло из его глаз. Пока он входил в гостиную с красавицей Марианной, миссис Импей пожала руку Гастингсу и сказала дрожащим голосом:

— Теперь я знаю, что вы счастливы!

— Да, я счастлив, Эллен, — проговорил Гастингс, — но я никогда не забуду прошлого, и мои друзья всегда найдут во мне самого преданного друга.

Они поболтали немного, потом Гастингс сам предложил Импею сделать визиты членам совета и представить жену генеральше Клэверинг.

— Как она, верно, была хороша! — сказала Марианна оставшись одна с Гастингсом. — Я понимаю, что ты ее любил, а еще больше понимаю, что она не забыла тебя.

— Я очень любил ее, Марианна, — серьезно отвечал Гастингс. — Это была самая тяжелая жертва в моей жизни, когда я разошелся с ней, чтоб быть свободным для борьбы, для честолюбивой деятельности. Но жертва принесла плоды, я нашел молодость и любовь и приобрел друга, который поможет мне свергнуть врагов, считающих меня уже погибшим, и раздавить голову ядовитой змеи.

— Ты победишь, ты должен победить, мой Уоррен! — вскричала Марианна, обнимая Гастингса и с восторженной любовью глядя на него. — Ты выше и сильнее всех. — Я сильнее потому, что заставил мое сердце обратиться в камень, и оно бьется только для тебя.

Вскоре вернулся Импей с женой и сказал, смеясь:

— Какие дураки этот злобный Францис, сухой счетовод Момзон и важный Клэверинг! Они хотели говорить со мной о политике, но я их осадил и сказал, что моя область — право. Но они не любят тебя, Уоррен!

— Разве я заслужил, чтоб они меня любили? — сказал Гастингс, пожимая плечами.

— А эта миссис Клэверинг кажется еще глупее своего мужа, — продолжал Импей, и маленькие глаза его грозно сверкнули, — разодета и глупа, как пава. Она осмелилась важно-снисходительно относиться к Эллен!

Обед был сервирован со всей роскошью, какую только мог пожелать для своего приема верховный судья короля. Присутствовали мистер Барвель, капитан Синдгэм и некоторые высшие чиновники компании, но все были так веселы, как в самом тесном семейном кругу, где старые друзья встретились после многолетней разлуки. Гастингс радостно вспоминал прежнее время, школу в Дайльсфорде, своего деда и отца Эллен, учителя, которые были уже давно в земле. Импей забыл строгую сдержанность судьи, был весел и болтлив, как когда-то в Вестминстерской школе. Эллен с восторгом смотрела на Марианну, которая пускала в ход все свое очарование, чтобы застенчивая женщина, всегда жившая вдали от света, чувствовала себя хорошо и приятно.

После обеда дамы остались вместе, а Импей и Гастингс ушли в кабинет. Когда они опять появились в гостиной, оба были серьезны, но на лице Гастингса выражалось гордое довольство.

Импей скоро собрался домой. При прощании он молча, но многозначительно пожал руку Гастингсу и уехал с женой в сопровождении слуг с факелами. Старые друзья встретились и скрепили дружбу новым союзом.

Поздно вечером Гастингс велел позвать капитана Синдгэма.

Капитан долго сидел в кабинете губернатора, а когда вернулся к себе, глаза его горели мрачной радостью.

В предместье Хугли стоял дом золотых дел мастера Санкара, того самого человека, который разговаривал в харчевне с Хакати, хозяином балагана фокусников, и был им завербован как участник заговора Нункомара.

С некоторых пор в положении золотых дел мастера произошло заметное улучшение. Он и прежде был известен как хороший работник, но жил скромно, а теперь обстоятельства изменились: он подвел каменный фундамент под свой домик, украсил его балконами и резьбой; в комнатах лежали тонкие циновки и стояла нарядная мебель, жена его носила дорогие ткани, взяла двух служанок; скромная мастерская была расширена и рядом устроена кладовая, там хранились дорогие материалы, золото, камни и жемчуг — словом, Санкара, как говорится, вышел в люди, мог себе позволить известную роскошь и вследствие этого, понятно, пользовался большим уважением среди товарищей по ремеслу, имя его произносилось с почтением. Эта счастливая перемена, как он рассказывал друзьям, произошла с тех пор, как он по рекомендации одного брамина стал работать на магараджу Нункомара.