Мэри Бэлоу - Ухаживая за Джулией

– Мама, ты и Камилла были в Бате, а я в Лондоне, – утешил ее граф. – Кроме того, тетя Милли просила сохранять секретность.

Тетя Сара издала звук, свидетельствующий о ее презрении к просьбам своей невестки. Джулия лишь утвердилась в своем мнении о тете Саре, которую всегда считала резкой, грубой и неприятной особой.

Камилла улыбнулась, поцеловала брата и обняла Джулию, шепча ей на ухо слова утешения. Камилла все еще скорбела по поводу смерти на поле брани своего жениха-офицера, случившейся два года назад. Теперь ей было двадцать четыре года.

Тетя Юнис и дядя Реймонд, лорд и леди Беллами, приехали за день до похорон, так же как дядя Генри и тетя Роберта, лорд и леди Хемминг, – брат и невестка покойной графини с сыном Малькольмом и дочерью Стеллой Стейси. Джулия обняла Стеллу, которая была на два года ее младше и всегда была ее подругой по играм в детстве. Малькольм поцеловал ей руку, но на лице его не появилось улыбки. Он вообще был неулыбчив, и все привыкли к его ужасной застенчивости.

Тетя Юнис провела весь день в слезах, сетуя на жестокость брата, который, умирая, не послал за собственной сестрой. Дядя Генри обнял Джулию за плечи и выразил свои соболезнования по поводу ее утраты.

Он сказал, что она должна жить с ним и тетей Робертой. Его доброта вызвала у Джулии новый поток слез.

Бедный дедушка. Джулия пролила много слез по нему, большую часть тайком, за все эти дни, предшествующие похоронам, и потом, когда они ждали прибытия остальных членов семьи для оглашения завещания. Она скучала по нему и вновь ощутила себя сиротой, хотя ей уже исполнился двадцать один год. Неожиданно она почувствовала себя так, словно во всем мире у нее не осталось ни одной родной души.

Чувство это было странным и пугающим, и без него лучше было обойтись. Не только дядя Генри, но и тетя Юнис, и дядя Реймонд предлагали ей жить у них, но с их стороны это была простая любезность, которую Джулия не могла принять. Она не хотела стать объектом благотворительности для людей, у которых перед ней не было никаких обязательств. Тем более что она уже совершеннолетняя. Дедушка прекрасно это понимал и именно поэтому так настойчиво пытался выдать ее замуж.

Тяжело было также сознавать, что теперь другой человек носит титул деда и отдает приказания, которые всегда отдавал старый граф, и пользуется уважением и почтением, до этого принадлежавшими дедушке. Дэниел. Все существо Джулии восставало против него. Хотя для этого и не было причин, поскольку виконт, а ныне граф взял на себя все заботы, которые Джулии и тете Милли было бы трудно уладить. Дэниел обладал поистине удивительными организаторскими способностями.

И, тем не менее, она испытывала неприязнь к кузену. Но так было всегда, или почти всегда. Будучи значительно старше ее, он неизменно выказывал свое презрение к ней. Когда она была ребенком, он, мальчишка, совсем не интересовался играми в «дом», «школу» или бегом наперегонки. Она была еще девочкой, а он уже стал юношей и с четырнадцати лет носил титул виконта. Его не занимали кузины с их визгом и хихиканьем или шумные игры, которым предавались его братья и сестры. Он быстро возмужал. Слишком быстро.

Дэниел всегда пренебрежительно относился к своим младшим родственникам, особенно к Джулии. Она невольно ощетинивалась от взглядов, которые он бросал на нее, когда видел ее катающейся верхом, плавающей в озере или играющей в крокет с подоткнутой юбкой, чтобы не споткнуться о подол. Создавалось впечатление, что он испытывал большее уважение к дождевому червю, нежели к ней.

Джулия всегда обижалась на него и при всяком удобном случае старалась ему досадить. Но как ни странно, ей, помимо этого, хотелось произвести на него хорошее впечатление. Потому что прежде всего Дэниел был старшим кузеном и к тому же очень красивым старшим кузеном. В пятнадцать лет она могла часами смотреться в зеркало, меняя одно платье за другим, пока ее не удовлетворял выбор, и так и сяк укладывала волосы, чтобы добиться желаемого результата. Но единственный раз, когда кузен заметил ее в то лето, был момент, когда она с хихиканьем мчалась по террасе вслед за Гасси с раскрасневшимся лицом, в мятом блеклом платье, с развевающимися во все стороны волосами! Дэниел смотрел на нее, как всегда безукоризненно одетый и причесанный.

– Право, Джулия, – процедил он тогда, с отвращением оглядывая ее с головы до ног, – тебе не кажется, что пришло время повзрослеть?

После того как он удалился, она скосила глаза и показала ему язык, что вызвало у Гасси приступ смеха, который он постарался подавить. И она была рада, что Дэниел не приехал на следующее лето и на следующее тоже, и еще на одно. Она была рада, что он не появлялся в имении. Она искренне желала, чтобы он не приехал и на этот раз – высокомерный, холодный, лишенный чувства юмора… граф. Ей ненавистна была мысль, что он стал новым графом Биконсвудом.