Тори Халимендис - Больше, чем враги

– А ты изменилась. Очень изменилась, Тиали.

– Понятно, – вздохнула я. – Явился позлорадствовать. Доволен?

Он не стал отрицать и оправдываться. За что Марка Грена всегда можно было уважать, так это за честность.

– Не так чтобы очень. Я принес тебе немного всякого-разного. Решил, что здесь вас деликатесами не потчуют. И, судя по твоему виду, не ошибся.

И он кивнул на большую туго набитую сумку у стены.

– Ее еще должны проверить, – злорадно сообщила я. – Не факт, что после проверки все содержимое достанется мне.

Не знаю, чего именно ожидал Марк – не то, что я рассыплюсь в благодарностях, не то, что кинусь потрошить сумку – но после моих слов он нахмурился.

– Пусть только попробуют взять что-либо себе!

Я хотела съязвить, что за нетронутые сумки полагается отдельная плата, но запоздало сообразила, что домик для свиданий разительно преобразился. Во-первых, в нем было тепло. Во-вторых, на полу лежали домотканые коврики, а в углу стояло невесть где раздобытое кресло. Определенно, Марк внушал охране куда больший трепет, нежели Двин. Мысль о том, что он просто заплатил больше, я отвергла.

– И все-таки – зачем ты приехал?

– Хотел увидеть тебя, – ответил он. – Все-таки не каждый день на меня нападают с ножом. Твой поступок был… весьма оригинальным. Я-то полагал, что все наши разногласия мы будем решать исключительно при помощи словесных дуэлей.

– Увидел? – я никак не желала обсуждать с ним тот злосчастный день и свое поведение.

– Увидел, – он вздохнул. – Тиали, я вовсе не ожидал, что ты очутишься в таком месте. Думал, тебя сошлют в какую-нибудь обитель. Мне жаль, что так вышло, правда. Я попробую вытащить тебя отсюда, обещаю.

Я горько усмехнулась. Была у Грена такая мерзкая привычка – лезть не в свое дело, при этом искренне полагая его своим.

– Благодарю, но не стоит, – отказалась я. – И потом, мне отчего-то кажется, что подобная благосклонность выйдет мне боком. Или я не права?

– Ты знаешь, как именно можешь расплатиться, – усмехнулся Марк. – А теперь, раз уж нам любезно отвели время до вечера, я намерен накормить тебя обедом и рассказать последние новости.

– Я в курсе всех новостей, – отрезала я.

В конце концов, Двин всегда пересказывал мне свежие сплетни.

– Неужели? – усмешка Марка стала совсем уж издевательской. – Сомневаюсь, что твой друг доложил тебе о скорой свадьбе Гарта. Скорее, поберег твои нервы.

Я задохнулась, будто от сильного удара в живот. Конечно, я не рассчитывала, что Гарт будет хранить мне верность, но никак не ожидала, что он соберется жениться столь скоро.

– Меня это не интересует, – с трудом выдавила я.

– Вот как? И ты даже не спросишь, кто счастливая невеста?

Я поднялась на ноги и вздернула голову. Держать спину прямой, а подбородок – приподнятым стоило мне неимоверных трудов, но я не желала показывать Грену свою боль.

– Похоже, ты действительно явился поиздеваться. Сожалею, но я не собираюсь продлять твое удовольствие, Марк Грен. Счастливо оставаться.

И решительно вышла из домика. Мне хотелось броситься прочь со всех ног, но я заставляла себя идти медленно, подозревая, что Марк смотрит в окно мне вслед. И лишь завернув за угол, ускорила шаг, а затем и вовсе перешла почти на бег.

Разъяренная беседой с Марком, я не сразу заметила, что в бараке произошли кое-какие перемены.

– Новеньких привезли, – тихо пояснила мне Берта. – Лютый среди них уже замену Красотке присмотрел. Вон ее.

И она кивнула на высокую пышную брюнетку, что-то громко вещавшую и хохотавшую, невзирая на лагерные правила. Сидела при этом брюнетка на койке, закинув ноги на тумбочку, причем не на свою. Я покачала головой. Наглых Лютый, конечно, любит… учить и ломать.

– Быстро они.

– Ага, – шмыгнула носом Берта. – Эта себя уже королевой почувствовала. Решила, что ей все позволено. Видишь, копыта свои на Рискину тумбочку забросила? А Риска ей слово поперек сказать боится.

– Ладно, поглядим, сколько она продержится. И мои вещи трогать я ей не советую. Мышка! – окликнула я худенькую русоволосую девушку. – Иди к нам.

Мышка бесшумно скользнула к моей кровати. Ее худоба была уже даже не болезненной, а какой-то прозрачно-бестелесной. Историю Мышки я тоже уже знала, пусть она и не рассказывала ее, как Берта, всем желающим. Отчим Мышки, которую тогда еще звали Нормой, решил подзаработать на падчерице и продал ее в бордель. Норма, казавшаяся хрупкой и беззащитной, умудрилась отломать ножку стула и успела порядком покалечить хозяйку, пока ее не скрутила охрана. Жалела Мышка только об одном – отчим успел смыться до того, как падчерица сообразила, куда именно он ее привел. Он-то наплел девушке, что ее возьмут в приличный дом прислугой. О том, что сделали с ней в борделе до того, как передали городской страже, Мышка предпочитала молчать, а я не лезла с расспросами. Лишь раз она обронила, что жива осталась лишь потому, что сутенерша желала "увидеть эту тварь за решеткой".