Надежда Мамаева - Охота за зачетом

Охота бывает разной. Порою с самострелом в руках – на дичь, с пульсаром – на дичь полную и часто уже единожды умершую, с фатой в руках – на жениха, а я… Я охотилась на свой зачет. И поджидала свою жертву в засаде, за кустами, что росли рядом с полигоном одной из старейших академий Светлой империи.

Моя альма-матер носила гордое имя героя древности – дракона Кейгу Золотое Крыло, и ее ректор ни в какую не желал отпускать свою адептку на полевую практику. А все потому, что я была лучшей. А хорошими студиозусами начальство разбрасываться не хотело. Тем паче посылать на границы с Шумерлинскими топями. Мало ли: там и темные, и нежить, но, главное, там будет Лисинор Бокр – мой жених, которого ни в какую не хотела принимать семья.

Опять же отец был дружен с ректором Матистасом Ленирросским и, подозреваю, лично попросил старого приятеля, чтобы тот меня попридержал здесь, в столице.

А я… Я всеми силами жаждала пройти полевую практику. По уже понятным причинам, лишь отчасти связанным с этой самой практикой.

Лисинора, или Лиса, перевели в нашу академию пару месяцев назад из магистерии Южного предела. Простой маг, без имени и без судьбы, как говаривала моя мать, кривя губы. А отец ее молчаливо поддерживал. Родители единогласно считали, что он мне не пара. И брат, поганец, их в этом поддерживал.

Мне же было плевать, что у Лиса за душой ни гроша. Вот только когда боевик пришел к нам в дом, как полагается, просить у отца моей руки, то папа его принял. Правда, самого лиса, а вот на его предложение ответил категорическим отказом и припечатал: даже если совратишь, если Натиша забеременеет, так и знай – выдам ее замуж за другого.

Я, подслушивая этот разговор, лишь заскрипела зубами. И… принялась ждать своего совершеннолетия. Когда мне осенью исполнится двадцать один, я сама смогу решать, за кого мне выходить замуж, а пока… Нужно было пережить лишь летнюю практику. Вот только на нее меня не пускали. Из-за сущей формальности, к слову. У меня не стоял зачет по стационарной защите.

Вел оный предмет Аэрин Ромирэль. Он являлся героем битвы Семи Холмов, когда было подавлено восстание предгорной нечисти. Там, поговаривают, он приобрел хромоту, раннюю седину и невероятную выдержку. А вот чего не приобрел – это богатства. За исключением пурпурной ленты, от императорских щедрот ему ничего не досталось. Ни захудалой деревеньки за отвагу, ни кошеля с золотом за героизм, когда Ромирэль в одиночку целые сутки держал оборону гарнизона, полного тяжелораненных ратников, до прибытия подмоги, чуть не выгорев при этом. Ему досталась лишь слава, которую на хлеб не намажешь и в ломбард не заложишь. В общем, прославленный маг как был безземельным бессребреником, так и остался оным по сей день.

А еще этот полуэльф на несколько полетов чуял опасность, темных магов и адепток, желающих заполучить его в мужья. Последних в стенах академии имелось преизрядно. Некоторые лэриссы только ради него поступали на факультет защиты от темных сил.

И вот ныне я тоже вела охоту на этого умного, благородного, демон его за ногу, в прошлом – бывшего военного офицера, а ныне – преподавателя Ромирэля. И мне, в отличие от прочих, от него нужны были не брачные браслеты, а автограф в моей зачетке.

Я так погрузилась в свои мысли, что вздрогнула, услышав насмешливое:

– Адептка Натиша Норрилл, выползайте из кустов, вас там преотлично видно.

Я вознегодовала. Как это отлично? Да у меня маскирующие чары, полог невидимости и отвод глаз были накинуты! А сверху – еще зеленые ветви акации! Густые такие. Я специально этот куст, как самый густой, курчавый и раскидистый, выбрала. А он – преотлично видно.

Я запыхтела и, зажав зачетку в зубах, по-пластунски начала выбираться из своего укрытия. Тренировочный меч, перекинутый через спину, цеплялся за каждый сучок. Я ругалась сквозь зубы. Правда, не матом, а, как и многие лекари, перечисляя болезни, названия которых порою способны переплюнуть любую площадную брань. К слову, брат по этому поводу ерничал, что лучше бы я, как нормальные маги, материлась, ибо отучить ругаться матом несложно. Я парировала: зато перестать матом думать – практически невозможно. На что мой братец тут же отвечал, дескать, никто же не слышит…

Полагаю, со стороны картина была презабавной, когда я на четвереньках оказалась стоящей перед начищенными сапогами преподавателя. Меч, перекинутый через спину, крестовиной упирался в мою макушку.