Кира Мюррей - Грешница, путь во тьму

Эдита вздрогнула от незнакомого голоса. Мягкий, низкий и какой-то холодный. В нем была суровость.

Медленно, будто старалась оттянуть этот момент как можно дальше, девушка подняла глаза. Испуганно замерла, как кролик перед удавом, встретившись взглядом с темными глазами.

У мужчины были тонкие губы, крупный нос и глубокие, темные глаза.

– Как твое имя?

– Эдита, – голос сорвался и девушка стыдливо опустила голову.

Мужчина хмыкнул в недовольстве, хотя всем в этой комнате было известно, что он знал её имя задолго до этого, как пришел сюда. Не приходят свататься, если не слышал ничего о своей возможной будущей жене.

– Странное имя, – задумчиво почесал подбородок, внимательно разглядывая Эдиту, сказал мужчина, – языческое.

– Матушка моей жены уж больно просила назвать старшую девочку этим именем, – будто просил прощения, мягко, как-то подхалимски, сказал Генрих.

– Это языческое имя, – отрезал мужчина непреклонно.

Эдита стояла перед своим отцом и будущим мужем, не смея сесть. Смотрела в пол, чувствуя на себе тяжелый взгляд. Она казалась себе лошадью на рынке, которую оглядывают, проверяют зубы, гриву и копыта.

– Да, – покорно согласился Генрих, – но я воспитал её в вере.

– Подойти сюда, дитя мое, – обратился мужчина к Эдите, не глядя на

Генриха.

Тот смиренно это игнорировал. Не показывал ни капли недовольства. Послушно принимал, что гость выше по статусу, по благополучию. Это он делает одолжение, так что семья Кантуэлл не имеет права говорить слова против.

Мужчина протянул руку, будто подзывал пса к себе. Эдита неуверенно сделала несколько коротких, боязливых шагов ближе. Тяжело сглотнула и подняла взгляд на мужчину.

Одна короткая темная прядь выбилась из прически и упала ей на лицо. В свете свечей и огня камина её волосы отливали рыжими искрами. Глаза казались колдовскими, какими-то медово-карими. Она чудилась более хрупкой, более юной. Совсем ребенком. Особенно в этом легком платье.

До этого Маргарита, как-то болезненно поджимая губы, одела её в белое платье украшенное кружевом. Будто говоря сама с собой, заявила, что Эдита в нем выглядит прелестно. Совсем маленькой, очаровательной девушкой. Как ангел.

– Мое имя Иоханн Эшби.

– Для меня честь, – едва слышно молвила Эдита, – познакомиться с вами.

Иоханн кивнул с гордостью и довольством, будто одобрял её слова.

Повернулся обратно к Генриху, задумчиво постучав пальцем по своему бокалу. Теперь полностью игнорировал девушку, не дав ей позволения. Она стояла перед ними, дрожа всем телом. Старалась заставить себя не потерять сознание от волнения и страха. Тогда Иоханн подумает, что она больна. А больная жена никому не нужна. Больная жена не сможет родить ребенка, не сможет взять на себя домашнее хозяйство.

– Она довольно прелестна, – тяжело глядя на гордого Генриха, начал Иоханн, – но молодость и красота временное достоинство. Красивых девушек много. И я могу выбрать любую из них.

– Уверяю вас, вы не пожалеете.

Эдита поджала губы, ниже опуская голову.

Чувствовала себя отвратительно, глаза покалывали от непролитых слез. Ей казалось, что её пытаются продать подороже. Уверяют покупателя, что вот у них в лавке самые лучшие фрукты и овощи, самые свежие, самые вкусные.

– Для меня важнее, чтобы она могла одарить меня наследником. Как её здоровье?

– Заверяю вас, – оживился Генрих, гордо распрямив спину, – здоровье Эдиты отличное. Она почти никогда не болеет. Ни оспы, ни гриппа. Она сильна и здорова. Сможет подарить вам здорового ребенка или даже парочку.

Генрих рассмеялся запрокинув голову. Будто сказал что-то невероятно веселое. Девушка же ощутила, как по спине вниз бегут мурашки, а тело содрогается в дрожи. Ей показалось, что к ней прикоснулись отвратительной, влажной и липкой рукой.

– Хорошо, – усмехнулся Иоханн, подняв бокал, – выпьем за добрую сделку. Надеюсь вы меня не обманываете.

Они подняли бокалы и одним махом выпили до самого дна. Генрих

махнул на Эдиту рукой, позволяя ей уйти. Она тут же вылетела из комнаты.

Взбежала по ступенькам, под её ногами скрипели половицы, глаза горели непролитыми слезами, а тело колотилось в дрожи ужаса.

Громко захлопнула за собой дверь и подбежала к зеркалу. Оно было мутным и подбитым с одной стороны. Смотрела на свое отображение, шумно дыша. Она сама себе напоминала загнанную лошадь.

Широко распахнутые глаза, в полумраке они казались темнее ночи, растрёпанные волосы. В глубоких вдохах грудь поднималась, а на шее была испарина.