Оливия Лейк - Госпожа души моей

Начались танцы. Наримель с блуждающей улыбкой рассматривала танцующих. Эрик протянул ей руку. Раньше она любила танцевать.

– Нет, милорд, я просто посмотрю, – опустив глаза, ответила королева.

– Конечно, – согласился он, осматривая зал.

Цисса с отрядом вернулась из Долины. Но когда она пришла с докладом – Эрик не смог принять ее. Сейчас же он невидимым знаком подозвал Нимефела и шепнул прямо в мысли.

– Найди Циссу. Пусть ждет в кабинете.

Тот смекнул сразу, что дело срочное, и отправился выполнять поручение.

– Может быть, вина? – предложил королеве Эрик и лично наполнил ее кубок.

– Благодарю, – произнесла она, но к напитку не притронулась.

Весь вечер Эрик удостаивался односложных ответов, что удручало. Он искоса изучал ее, рассматривал, вспоминал. Внешне Наримель совсем не изменилась, столь же прекрасная, как и в день их встречи, но что-то неуловимое, искра, которая делала ее самой собой, больше не горела. Как будто рядом сидела тень, а не она сама.

– Может, тебя проводить в твои покои? – спросил Эрик, когда сил не осталось терпеть. Цисса ждет с отчетом.

– Благодарю, милорд.

Они шли в комнаты королевы в молчании. Когда подошли к тяжелым резным дверям, Эрик, поцеловав ей руку, произнес:

– Я скоро буду, миледи.

Ему показалось, или Наримель действительно вздрогнула от мысли, что скоро ночь. Эрик развернулся и быстро направился в кабинет. Признаться, его и самого не отпускало осознание того, что должно произойти. Им необходимо пройти обряд единения до конца, хотя и первая часть едва ли считалась удачной. Брак нужно консумировать, это вновь сделает их мужем и женой. Соединиться должны не только души, но и тела. Эта ночь окончательно разорвет его связь с Алирой.

– Милорд, – Цисса уже ждала.

Он кивнул ей, дверь кабинета плотно закрылась. Эрик, приказывая начинать, присел в кресло.

– Госпожа в день середины осени была доставлена в Дивную долину и принята своим опекуном лордом Дарэлом, – сухо отрапортовала Цисса.

– Как она?

Цисса держалась уверенно, всеми силами пытаясь не выдать чужой тайны, которую обещала сохранить.

– Милорд, кое-что произошло.

Хорошо, что ей было что рассказать, это объяснит смятение.

– Что?

– Когда мы покинули сень зачарованных лесов, госпоже стало плохо. Прямо за границей охранных печатей, словно ее ждали и хотели сломать.

– Что ты сказала? – поднялся Эрик. Боги, со всей этой чехардой, он позабыл о враге, который не дремлет.

– Кто-то попытался ментально атаковать госпожу.

– Что с ней? Как она? – Ему нужно к Алире. Необходимо лично убедиться, что она в порядке, что зло не успело просочиться внутрь и приклеить к ее пальцу заговоренное кольцо! Ну зачем она его сняла! «Чтобы с тобой развязаться», – шепнул внутренний голос. Эрик не имел права требовать от нее носить его знаки, но это было не желание держать ее подле себя, по крайне мере не только оно, это гарантия ее безопасности.

– Миледи в порядке, – мягко произнесла Цисса, успокаивая, видя, как он внутренне мечется. – Она отбилась. Я не знаю, как, – это действительно удивительно, – но все индары почувствовали, что тревога ушла. И заговоренное кольцо приняло ее.

– Надела? – Цисса кивнула. Эрик выдохнул. Умница. Какая Алира умница!

– Хорошо, можешь идти, – наконец отпустил он.

Эрик искупался у себя. На влажное тело накинул тяжелый парчовый халат и, потягивая вино, посмотрел на дверь, ведшую в спальню королевы. Кем он чувствует себя? Нет, уж точно не жертвенной овцой, которую отправляют на заклание. Но и от страсти не сгорает, увы. Их с Наримель любовь всегда была больше нежная, чем страстная. Раньше ему этого было достаточно… И теперь будет! Стремительно преодолев расстояние, коснулся ручки. Комната окутала темнотой ночи. Эрик закрыл глаза, давая им привыкнуть.

Приблизившись к кровати, он едва смог различить тонкую фигурку, расположившуюся на самом краю. Присев рядом, погладил ее по волосам, вглядываясь в прекрасные голубые глаза. В них не было испуга или страстного томления, только осознание неизбежного. Эрик провел пальцем по ее губам, прежде чем припасть к ним. Он попытается заново разбудить ее чувственность.

Наримель с терпеливой покорностью принимала его ласки, безропотно подчинялась ему. А Эрик никогда в жизни не чувствовал такого непринятия. Его сила, та, что свободна от разума, сопротивлялась, отторгала эту близость. Боги, он только усилием воли, через боль, заставил себя излиться, но не в лоно, а на простыни: очевидно, они оба хотели, чтобы соитие и все, что с ним связано, быстрее подошло к концу. Эрик обнял Наримель, понимая, что никто из них не получил удовольствия сегодня.