София Устинова - Чёрное сердце. Часть 2. Смерти вопреки

Медлю, но в желудке предательски урчит. Кхм… признаться, давненько не кушал, а соблазнов было предостаточно. Голод, отчаянье и разум явно бродят по разным дорогам сознания. Начинаю жевать. Во рту разрастается горечь, закрадывается крамольная мысль: «А не вздумала ли меня чокнутая ангенесса отравить?»

Твою мать! Если так, то я попал! Можно, конечно, вызвать рвоту, но это сложно, если учесть, где я нахожусь и в каком качестве. Лилит секунду глядит с вызовом. Небрежно похлопав по щеке, отпускает, лишь убедившись, что угощение проглочено. Удовлетворённо кивает и неспешно промокает моё лицо полотенцем: лоб, виски, чуть возится с носом, ещё дольше с губами. Влажная прохлада касается кожи – жар медленно, но проходит.

– Конечно, ведь в наше время трудно найти постоянного партнёра, которому доверишь даже свою жизнь, с которым будешь готов провести вечность.

Кривлюсь. В горле печёт.

– Сама-то веришь в то, что говоришь?

Ангенесса вмиг превращается в разъярённую фурию:

– Ты меня тогда оскорбил! – некогда нежное полотенце становится «хлесткой плёткой». Лилит с размаху лупит мне по щекам. – Я не прощу, – озвучивает слова шлепками. – Тварь, подонок…

– Лил… – морщусь от жгучих ощущений. К тому же язык точно опухает. Даже несколько секунд прислушиваюсь к новым ощущениям во рту, сглатываю. – Прекрати спектакль! Мне нужна помощь!

Ангенесса, недобро глядя, отступает:

– Да ты что? Теперь вспомнил обо мне?

– Прости! Знаю, был бесчувственным козлом, – из кожи вон лезу, подбирая точный аргумент, но это очень сложно, если учесть, что к подобному не готов. – Мне нужно знать, слышала ли ты об Ивакиной Вите? Где её душа? Ад, Рай?..

– О-о-о, – леденеют глаза Лилит, лицо приобретает хищное выражение. – Так и думала! – шипит уличительно. – Очередная девица. Сменил мамашу на дочурку.

– Лил, это важно, – не пытаюсь разжалобить или пробить хотя бы на понимание – разговор, ни о чём! И чем дольше пустозвоним, тем меньше времени на то, чтобы выяснить интересующее. Но как видно, достучаться до разума ангенессы не удаётся – она с отсутствующим видом отступает спиной к столу:

– Слышала, – неопределенно кивает. – Знаю. Могу помочь… Какая прелесть, – восхищенно мурлычет, взяв часы. Надевает, любовно рассматривает. – Прошёл слух, что ты мою подружку Ваал не то убил, не то пленил, – ехидно улыбается, неспешно постукивая по крышке артефакта. – Какой нехороший мальчик. – Перестаёт играть и одаривает недобрым взглядом: – Но даже это ерунда в сравнении с тем, что меня беспокоит. Милый, – от бархатного голоса внутренне съёживаюсь как старое яблоко. В глотке уже не печёт – там горит… А ещё словно пробка застревает. Тщетно пытаюсь прокашлять, но ощущения не проходят. Лилит берёт бокал, – в нём покачивается жидкость коньячного цвета, – грациозно приближается, и садиться на мои колени: – Хочу, чтобы знал. – Устраивается удобнее. – Я мечтаю о мести, – от проникновенного шёпота по коже бегут мурашки, размером со слона. Холодок сковывает сердце. – Ангелам тебя не оставлю, – звучит ещё зловещей. Даже мелькает гадливая мысль: «Уж лучше бы Габриэль учудил пытки». – Как они могут испортить тебе существование, чтобы полностью меня удовлетворить? Оставят гнить в тюрьме? Банально. Отправят на Землю? Скучно! Упекут в такую ловушку? – поднимает руку, демонстрируя часы. – Слишком лёгкое наказание за мои страдания и поруганную честь. Не-е-ет, – медленно качает головой. – Всё это… человечно, – выдавливает с отвращением. – Хочу, чтобы ты мучился долго. Чтобы познал море боли, а мечта о мести раздирала на тебя части. Как меня, когда ты отверг.

Неприятное чувство заставляет сердце испуганно нестись вскачь, в животе предательски сводит морозцем. Лилит, грубовато схватив за горло, вынуждает выпить сладковато-кислую жидкость из бокала. Сопротивление подавляет безжалостно – надавливает на шею сильнее. Только отрывает бокал от губ – захожусь кашлем. В голове нарастает гул, перед глазами плывёт, будто несусь на карусели.

– Это что за дрянь?.. – хриплю не своим голосом, удушливо хватаю воздух ртом.

– Зелье, мой милый, – тянутся неестественно приторно слова. Голос ангенессы то стихает, то усиливается: – Вита, говоришь. Будет тебе Вита…

Опускается передо мной на колени. Ловко справляется с бляшкой ремня. Расстегивает молнию на джинсах. Встряхиваю головой, прогоняя помутнение, но очертание Лилит всё равно расплывается:

– Ты чего делаешь? – недоумеваю.