Полина Корн - Невольник Бесполезной Враны

Ранения Седрика вызвали не меньшее беспокойство, чем раб, поэтому я помогла мужчине кое-как взвалиться на его черного коня. Он сохранял сознание и мог цепляться за повод, поэтому я понадеялась на благополучную дорогу, если так можно вообще назвать путешествие с двумя раненными мужчинами одной хрупкой девушки, пусть и замаскированной под парня.

– Будьте осторожны с ним, лора, – шепнул Седрик, ложась на седло. Поза получалась совершенно неудобной и меня глубоко тревожили кровавые разводы, расползающиеся по его рубашке. – Боюсь я не в состоянии сейчас вас уберечь. Нужно было взять амулеты по совету Ралит, зря недооценил пожилую сову…

К большому неудовольствию, третьей свободной лошади не нашлось. Поэтому нам с Невольником предстояло делить Вьюгу. Судя по его грязному лицу, он явно не горел от восторга, но терпеливо залез в седло. Солнце подсветило тощее тело демона, показав выпирающие ребра. Смотреть страшно, у самой желудок от голода сводит. А ведь еще кандалы…

Упрямец уперся ладонями в седло, стараясь касаться меня как можно меньше. И я, конечно, тоже не стремилась с ним обниматься, но нам предстояла быстрая скачка, поэтому хотелось бы, чтоб демон уселся надежнее. Однако он лишь пронзил меня холодным взглядом.

О чем думает невольник? Я могла легко узнать это, просто ощутив пальцами лихорадочную горящую кожу.

– Вьюга, неси домой. И как можно скорее. Следи, чтоб жеребец Седрика за тобой поспевал!

Метиска нетерпеливо сорвалась с места. На самом деле, кобылке не так часто приходилось показывать всю скорость, и сейчас она с наслаждением пустилась вскачь, постепенно развивая скорость до галопа.

Естественно, демон хоть и старался сидеть ровно, был вынужден привалиться к моей спине. Иначе он серьезно рисковал просто напросто вылететь из седла. Я слышала его частое дыхание у своего уха, чувствовала жар, исходящий от мужчины. У него, наверняка, температура. Что ни удивительно, с такими-то ранами! Скорее бы добраться до замка!

Мимо проносились равнины с редкими зелеными деревьями, холмы. Вдалеке виднелись горы, скалистые породы торчали вверх неровными зубцами, царапая облака. Такова была красота Птичьего Континента. Дикая и необузданная свобода с простором для полета. Грудь сдавило болью. Ведь я так никогда и не смогу взлететь. Моя ворона слаба и неопытна, птенец. Никогда не забуду первый свой оборот и смех братьев и сестер, грянувший, едва стоило мне в форме птице сделать пару неловких шагов, запутаться в лапках и упасть, опаляя сухую осеннюю траву жаром с огненного крыла.

– Что за нелепость, Враналия? – спрашивал Ллойд, смотря на меня сверху вниз.

– Ворона? У нас в роду? – сморщила носик Амалинда, одна из старших сестер, – что же нам с ней делать?

Птенец взлохматил крылья и обиженно, вприпрыжку, поскакал в противоположную от родственников сторону. Я обернулась назад. Обнаженная и замёрзшая еще долго лежала в траве, пытаясь понять, отчего меня угораздило родиться в роду Феников, а не Воронов. Во втором клане, наверняка, я бы стала изюминкой, а не изгоем.

Когда демон в очередной раз почти сполз с моей спины, я потянула повод заставляя Вьюга затормозить. Ну это просто невозможно! Он едва не терял сознание, и все равно не желал прикоснуться ко мне! Пользуясь таким сложным состоянием невольника, я совершила хитрость. Благодаря его длинным конечностям, мне не составило особого труда, просто надеть кольцо рук сверху, надежно фиксируя его за спиной. Теперь он дышал еще ближе, а запястья, скованные кандалами, обнимали мою талию, если можно так назвать безвольное подрагивание кистей израненных рук.

Все же у него огромные ладони! И сам он весь такой большой, что я по сравнении с ним теряюсь. Оттого еще страннее понимать, что здесь и сейчас демон зависит от меня и только от меня. Захоти я отдать приказ. И он обязан повиноваться. Но… что тогда получу взамен? Злость, отчаяние? Ненависть. Теперь только мягкие воздействия, никаких кнутов.

Я всхлипнула, случайно роняя на его руку слезу. Демон пошевелился, но продолжил лежать без сознания. И хорошо. Увидит как парень плачет – опять надумает себе какого-то ужаса. А ведь всему моему существу была отвратительна мысль о насилии в любом его проявлении. Слезы сами выступали едва стоило подумать о том, что именно пришлось пережить этому рабу. Какие истязания…

Я сжала губы, стараясь успокоить подбородок. В горле появился непроглатываемый острый ком, будто нарочно раздражающий его. Держись, Врана!