Лесса Каури - Золушки из трактира на площади

Кажется, она задремала, потому что очнулась лишь от теплого касания пальцев. Открыла глаза и увидела склонившегося над ней Кая.

— Бедная, — тихо сказал он, продолжая гладить ее по щеке, — совсем не высыпаешься с этой работой, да?

Бруни запрокинула лицо ему навстречу. Потянулась, будто росток к солнечному лучу, жадно разглядывая оказавшиеся так близко его четко очерченные красивые губы, волевой подбородок, легкую щетину… Несмело накрыла его руку своей.

Кай наклонился еще ниже. Прошептал, едва касаясь губ губами:

— Только если ты сама хочешь…

Ком в горле не дал ответить.

Сильные ладони обхватили затылок и потянули вверх.

Он поцеловал ее, сдерживая себя, боясь напугать. Опустился на колени, чтобы обнять и притянуть к себе, целовал, не давая отвернуться, да она этого и не желала! Лишь задохнувшись от нахлынувших эмоций, чуть отстранилась. Он тут же отодвинулся, глядя на нее серьезно и… печально. И этот взгляд ударил Бруни в самое сердце, заставил, взяв Кая за ворот рубашки, вновь потянуть к себе, на себя.

Так бережно и нежно ее не касался никто, включая мужа. Казалось, в распоряжении Кая была целая вечность, которую он собирался посвятить изучению тайн женского тела. Он наслаждался Бруни, как изысканным музыкальным инструментом, заставляя звучать ранее молчавшие струны ее желаний, но, в конце концов, и сам не выдержал, сплетясь с ней в страстных, жарких и сильных объятиях…

Солнце давало уже достаточно тепла, позволяя лежать на палубе обнаженными, однако Кай нащупал упавшую шаль и укутал в нее Бруни. Крепко прижимая ее к себе, он ни о чем не думал, баюкая мгновения счастья и покоя. А она, тяжело дыша от переполнявших чувств, прятала лицо у него на груди, не желая, чтобы он видел, как она плачет. И сама бы затруднилась ответить, отчего слезы — от невероятного сочетания странной пустоты в душе и истомы, разлившейся по телу, или от желания продлить минуты близости и осознания невозможности этого?

Волна ударила в борт, тронув тела прохладными брызгами. Кай встрепенулся, заглянул Бруни в лицо. Нежно вытер ладонью мокрые щеки.

— Хочешь пить?

Она кивнула. Села, подтянув колени к груди и кутаясь в шаль. Собственные оголенные плечи, щиколотки и ступни неожиданно показались слишком откровенными.

Кай принес два бокала — с водой и вином. Матушка выбрала воду… но передумала в последний момент. Ароматный напиток теплом прошелся по горлу, вскружил голову, отодвинув стыд на задний план. Держа Кая за руку, она тихо призналась:

— Мне было хорошо с тобой…

Его ответный взгляд наполнял теплом и надеждой. Не отвечая, Кай встал, чтобы закрепить штурвал и спустить парус, и вернулся обратно. Легко пересадил Бруни себе на колени, со смешком заметив:

— Какая же ты матушка? Девчонка как есть!

И вдруг шепнул, тесно прижав ее к себе:

— А мне с тобой как!..

И вновь его поцелуи рисовали затейливую вязь на ее коже, его руки заставляли ее изгибаться навстречу движениям, а хриплый голос сводил с ума. Под застывшим в зените солнцем, на синей атласной простыне моря они были одни в целом мире. Мире, в котором продолжали кипеть страсти, рождаться и умирать люди, начинаться и заканчиваться войны.

Когда горизонт порозовел, Матушка уже спускалась в зал, чтобы растопить печь к приходу Пиппо. Но, к ее удивлению, на кухне было тепло, а в печной пасти весело прыгал огонек.

— Весь, ты тут? — позвала она, улыбаясь.

Мальчишку, как оказалось, звали Веславом, однако для удобства имя сократили.

— Да, — смешным важным басом ответил оборотень.

Он не только затопил печь, но и натаскал воды из колодца в большую кухонную бочку.

Бруни ласково взлохматила его густые черные вихры. Стричься Весь отказался напрочь. Напевая, она принялась разогревать морс, выкладывать на противень приготовленные с вечера блинчики с мясом и сыром: ремесленники, шедшие на работу рано, забегали в трактир перекусить или купить еды с собой. Закончив с утренними приготовлениями, собрала на деревянный поднос простой, но сытный завтрак — краюху хлеба, плошку с топленым маслом, вареные яйца и кувшин с подогретым молоком. Кай, если оставался ночевать у нее, просыпался рано. Вспомнив тепло его тела совсем рядом, Матушка улыбнулась. С той памятной прогулки на яхте прошло несколько недель, но страсть и нежность, захватившие обоих в плен, не отступали под гнетом рутины. И еще — удивительное дело — Каю и Бруни хорошо молчалось друг с другом, когда иссякали слова.