Рэйчел Кейн: Полуночные укусы

Я не мог хорошо разглядеть, что было вокруг нас, но даже я не мог ошибиться, как все изменилось с густого зеленого леса до плавных холмов с пятнистыми деревьями и ветвями. Я, по правде говоря, не беспокоился по этому поводу, трудно было бы спрятаться здесь.

Утром, когда поднялся туман с ярким светом солнца, мой учитель натянул поводья и остановил нас на вершине холма. Ниже была долина, аккуратно разделенная на луга. На вершине следующего холма раскинулся огромный темный замок, четыре прямых края и выступающие башни. Он был самый большой, что я когда-либо видел. Вы могли бы поместить туда с десяток моих маленьких деревень, и все еще иметь комнату для гостей.

Я, должно быть, издал какой-то звук изумления, потому что мой учитель повернул голову и посмотрел на него, и на мгновение, всего на мгновение, я подумал, что восход окрасил его глаза в насыщенный горячий красный цвет. Затем он исчез в мгновение ока.

- Это не так уж и плохо, - сказал он. - Я слышал у тебя прыткий ум. Мы можем многому научиться вместе, Мирнин.

Я был слишком болен и обессилен, чтобы даже попытаться удрать, и он не дал мне время попытаться; он пришпорил свою лошадь, направляя дальше, вниз в долину, и через час мы поднимались на следующий холм по извилистой, узкой дороге к замку.

Так началось мое обучение у Гвиона, владыки места, в которое меня привезли, чтобы научить ремеслу алхимии и магии, и тому, что люди сегодня могли бы назвать наукой. Гвион, вы не будете удивлены, вообще не был человеком, он был вампиром, один из старейших, кто жил в то время. Он даже был старше Бишопа, который правил железной рукой вампирами во Франции, пока его дочь Амелия ловко не перетянула его власть.

Но те сказки оставим на другой раз, а эту пора заканчивать.

Я Мирнин, сын сумасшедшего, ученик Гвиона, и учитель ничего.

И суть того, чем я являюсь.

Это первый наш оригинальный рассказ в этом сборнике, и снова... это история Мирнина и его борьбы быть человеком (или вампиром), которым он хочет быть. Это также рассказ о его первой встрече(ах) с дамой, которую мы знаем (в Горькой Крови и следующих книгах) как Джесси, рыжего бармена, чья история неразрывно связана с туманным прошлым Мирнина и Амелии. Хотя у Леди Грей есть своя история, и, возможно, когда-нибудь я ее тоже расскажу.

На этот раз он был в темнице несколько месяцев, или по крайней мере он так думал; время как жидкость, изгибается, течет и разделяется на ручейки, которые высыхают. Оно как циркуляр, подумал он, как змея, поедающая свой хвост. Однажды у него на мантии была такая брошка из мерцающей меди, вся ее чешуя проработана в мельчайших деталях. Мантия была темно-синей, очень идущей к лицу, из толстой шерсти и выделана мехом. Она помогала ему остаться в живых, когда-то давно, в метель. Когда он был жив.

Это был один из многочисленных случаев, когда он пытался сбежать от хозяина. Конечно, его хозяину не нужна была мантия или мех, или что-нибудь, чем можно укрыться, когда его искал. Его хозяин мог бежать весь день и ночь, мог чувствовать его запах на ветру и следить за ним, как волк, преследующий оленя.

А потом съедающий его. Но понемногу, по укусу за раз. Его хозяин был милосерден.

В темнице холодно, подумал он, но как и его старый хозяин, теперь его не беспокоил холод. Влажность, возможно... влажность его беспокоила. Ему не нравилось ощущение воды на своей коже.

На этот раз он здесь слишком долго, подумал он; его одежда почти сгнила, и он мог видеть его ослепительно белую кожу, проглядывающую через прорехи и дыры в том, что когда-то было прекрасным льном и экзотическим бархатом. Не говоря о былом цвете, когда времена были лучше... темно-синий, как мантия, возможно. Или черный. Он любил черный. Волосы у него были темные, а кожа загоревшей, но сейчас волосы спутаны в беспорядке до неузнаваемости, а кожа как лунный свет с медным отливом. Когда у него было достаточно еды, она снова темнела, но он долго голодал. На крысах не протянешь, и у него заболело в суставах, как у старика.

Он не помнил, что такого сделал, что оказался здесь, снова, в темноте, но он предположил, что это должно быть что-то глупое, или вопиющее, или просто невезение. Это не имеет большого значения. Они знали, чем он был, и как его содержать. Его заперли, как кролика в клетке, и будет ли он мясом на столе или мехом на мантии богатого мальчика, ему ничего не оставалось, кроме как ждать и наблюдать.