Надежда Лавринович - Нелюбимые

Тем же вечером Арсюша позвонил бабушке и, прикрывая ладошкой трубку, в полголоса спросил:

– Ба, а что значит «сломал жизнь»? Разве можно ее сломать?! Это же не машинка, не кукла…

– Арсюшенька, детка, не бери в голову. Глупости это, – тяжело вздохнув, ответила бабушка.

Захар хорошо зарабатывал, Мария предпочитала сидеть дома, но на первую половину дня отводила Аркадия в садик.

– Я хочу иметь несколько часов для себя, – объявила она Захару.

– Конечно, милая, я понимаю. Пусть привыкает к социуму. А ты сможешь отдохнуть.

Узнав, что работать Машенька не планирует, Бранислава взялась за обучение дочери. «Уроки» велись по телефону, обстоятельно и подробно, чтобы не терять времени, не дожидаться, пока Бранислава сможет приехать.

– Женщина, доча, это душа дома. Все у тебя в руках должно спориться, ладиться. Пищу приготовить мужу – первое дело. Все дела отложи, а мужа накорми вкусно и сытно.

Заветам матери Машенька следовала неукоснительно, дом содержала в чистоте и порядке, обязанностями жены не манкировала. С самого утра она стирала, гладила, убирала, готовила. В два часа дня Маша забирала Арсения из садика, это служило сигналом к тому, что можно выпить первый бокал. Не торопясь, крошечными глотками, Мария смаковала напиток, пока грела обед Арсению, пока он ел.

Захар, будучи человеком мягким, не любящим конфликтов, трусливо делал вид, что не замечает ни пристрастия жены к вину, ни издевательств ее над сыном. Предпочитая не вмешиваться, Захар уверился, что все идет так, как должно.

– Все хорошо, Манечка? – обыкновенно спрашивал он, заглядывая в глаза Марии.

– А что? Сам не видишь? – грубо отвечала Мария и хохотала, запрокинув голову и обнажая зубы.

«Ничего, – думал Захар, глядя на жену, – это у нее пройдет. Обязательно пройдет».

Ведь «это» не отражалось на доме, на плите вкусно пахла еда, а в постели все было так, как Захар и мечтать не смел. Представляя себе отношения с Машенькой, Захар топтался на поцелуе, дальше не заглядывал, стеснялся. В первые месяцы брака Мария лишь позволяла, ничего не отдавая. Со временем все изменилось. Жена открыла для него доселе не познанный, томительный и сладкий мир секса. В мире этом Захар забывал обо всем. Выпив, Мария становилась страстной, огневой, такой, какой никогда не бывала трезвой. Захар терял голову, шалел от нее, задыхался и потому молчал. Гаденькие мысли о том, что еще разок, еще парочку, еще, еще, еще, не позволяли ему поставить вопрос ребром.

– Ну, выпьет она немного, что за беда? – думал он, в очередной раз уловив запах вина, исходивший от жены, – а кто не пьет? Ну, кто, скажите на милость, не пьет?

Самое главное, она жила с ним, была рядом – этого до поры оказалось довольно для того, чтобы Захар чувствовал себя счастливым.

–Любовь эгоистична и зачастую жестока, она сулит блаженство и лишает воли, – размышлял Захар, – в жизни все совсем не так, как пишут в книгах. Я не герой, не рыцарь, я эгоист. Вино ей идет, чего скрывать? Так зачем же я стану мешать?

Жажда обладания любимым созданием подчас подменяет понятия и переворачивает их с ног на голову. В любви каждый сам за себя и хороши все средства как на войне. Хочет любимая , пусть пьет, лишь бы не уходила, не стремилась куда-то, не оставила. В глубине души, наедине с собой, Захар боялся, что отказавшись от вина, Мария уйдет от него, ведь не мог он не понимать, что она так и не сумела полюбить его. Поэтому Бог с ней, простим ей эту маленькую слабость. Зато семья в полном составе, а он Захар может наслаждаться любимой женой, ее близостью, ее теплом, ее телом, наконец. Как и тогда, во время учебы, Мария оставалась для мужа столь же манящей, желанной, самой прекрасной. Возможно, несмотря на запах спиртного, исходивший от Марии все чаще, ноздри Захара все еще улавливали иной аромат, тот самый, что заворожил его.

Время от времени наезжала в гости Бранислава Ермолаевна. Мария не рассказала ей тогда о том, чем кончилась история с Аркадием, скрывала беременность до последнего, врала, юлила, выкручивалась. Бранислава все понимала и без признаний, а уж стоило ей впервые увидеть внука, как все стало окончательно ясно. Мария упорно молчала, Бранислава молчала тоже, но только там, где дело касалось Арсения. А вот пристрастие дочери к выпивке, осуждала резко, и в выражениях не стесняясь:

– Что же ты, дрянь, делаешь?! О чем думаешь?! – высказалась мать, дождавшись, когда зять уедет на работу.

– А что мне? Кто запретит? – огрызнулась Мария.