Кирстен Уайт - Хаос звезд

— Дорогая?

— Да?

— Это с чего за три египетских царства ты сделала со своими волосами? Ты под домашним арестом.

Что ж, новый план. Возвращаюсь в Сан-Диего и узнаю её по телефону и письмам.

— О-о! Осирис! Началось. Принеси родовое кресло. — Она улыбается, потом кладёт руку поверх живота. Потоп, началось! — Айседора, ты сделала всё это возможным. Я хочу, чтобы ты приняла ребёнка.

Вероятно то, что я сказала Нефтиде о том, что мама любит меня, всё же неправда, потому что вот это — ну полный маразм.

— Мам, я лучше откушу кусочек змея-демона для тебя, к тому же меня станет тошнить, пока эта штука не выйдет из тебя и кто-нибудь не вымоет её.

Я поворачиваюсь в сторону двери. Рио засунул руки в карманы, широкие плечи расправлены.

— Эм-м-м, мстительная богиня и сумасшедший бог бальзамирования ещё там.

— Ребёнок, которого выжимает из себя мамин родовой канал, вот здесь.

Он выбегает в коридор впереди меня.

— У тебя есть какое-нибудь оружие? — спрашивает он.

Мы оба вскрикиваем, когда чуть не тараним человека, стоящего в коридоре.

— Тот? — Я всматриваюсь в его маленькие добрые глаза. — Пожалуйста, не говори мне, что ты тоже скрытое зло. Думаю, этого я не переживу.

Он улыбается, превращая обе свои руки в птичек.

— Какие проблемы? — спрашивает одна из них.

— Сумасшедший Анубис и Нефтида пытались убить маму. И меня. Они всё ещё могут быть где-то здесь.

Глаза другой руки-птички убийственно сужаются. Именно так, намного угрожающе, чем я когда-либо представляла театр с кукольными птицами-руками.

— Я позабочусь об этом, — каркает она.

— Хорошо…

Улыбка не сходит с лица Тота, но он стоит выше, и я замечаю силу, исходящую от него, которая всегда была скрыта под его добротой.

— Я присматривал за твоей мамой с её рождения. Теперь буду присматривать за тобой, малыш.

Сияя, я поднимаюсь на пальцах ног и целую его морщинистую щеку.

— Я рада тому, что всегда помнила о тебе. И я обещаю, что всегда буду. — Тот кивает, и я смотрю за тем, как его узкая ссутулившаяся фигура исчезает за углом коридора.

Сомневаюсь, что мы ещё увидим здесь Анубиса или Нефтиду. Не знаю, как Сет отнесётся к тому, что сделала его жена или к её отвержению. Не знаю, что произойдёт, если такая постоянная часть их семьи исчезнет навсегда. Но я довольна тем, что позволила родителям решить их собственные проблемы самим.

— Пошли, — говорю я и беру Рио за руку. — Мы можем спрятаться в моей комнате.

Прежде чем запереть за нами дверь, я проверяю все углы на наличие прячущихся там богов, но с Тотом неподалёку я чувствую себя спокойно. В безопасности.

— Что-то в этом есть, — говорит Рио, оглядывая комнату, которую мама ещё не разрушила. К великому счастью. Я не планирую оставаться здесь. Слова Сириуса о том, что вдали от нашей матери мы узнаём, кто мы есть, кажутся верными и своевременными. Сейчас, когда я, наконец, приняла её и осознала, что она всегда меня любила, я думаю, что могу докопаться до того кем являюсь, вместо того, чтобы занимать не своё место. По-моему, Сан-Диего отлично для этого подходит.

Я плюхаюсь на серебристое покрывало кровати и смотрю в потолок. Рио прыгает на место рядом со мной, отчего меня подкидывает так сильно, что я чуть не сваливаюсь на пол.

— Эй! А вон и я. — Он ухмыляется на то, как на потолке размещён Орион.

— Ты вроде сказал, что ты не тот самый Орион.

— Не-а, я просто твой Орион.

Я закатываю глаза, но не поднимаюсь, и не отодвигаюсь, когда он беспечно подсаживается ещё ближе ко мне.

— Айседора?

— Орион?

— Если мы собираемся двигаться в том темпе, который ты выбрала, то будет лучше, если ты наденешь кофту поверх бюстгальтера.

Я драматично вздыхаю.

— Ты такой требовательный. — Но он прав. Убегая в спешке от надвигавшейся материнской наготы (к закрытию темы обо всей этой материнской наготе), я совсем забыла, что так и не нашла замену своей пижамной кофте.

Я встаю и копаюсь по ящикам с одеждой, которую я оставила здесь, пока не останавливаюсь на простой чёрной футболке.

— Тебе придётся представить меня своим родителям должным образом, — говорит Рио. — Ну, понимаешь, когда не надо будет спасать их жизни. И после того, как твоя мама родит.

— Что бы ты ни делал, не говори ей, что ты — грек. Она пинками выпроводит тебя из дома и больше никогда не разрешит мне с тобой встречаться.

Я оборачиваюсь и вижу его пристальный взгляд. Его синие глаза как два бассейна счастья.