Кирстен Уайт - Хаос звезд

— Ты не умрёшь! Он не умрёт!

— Нет, сердечко, но ты…

— Вы просто собираетесь позволить мне умереть? И положить сюда, совсем одну, навсегда?

— Ты не будешь одна. Ты будешь со своим папой и всеми своими братьями и сёстрами, кто ушёл до тебя.

— Но меня не будет здесь !

— Нет.

— Вам наплевать? И вам нисколько не жаль? Вы не собираетесь сделать что-нибудь, чтобы не допустить этого?

Выражение маминого лица смягчилось, когда она всё поняла.

— О, Айседора, когда ты поймёшь….

И я побежала. Я бежала из этой ужасной комнаты, впервые в жизни действительно понимала всё. Мои родители принесли меня в мир, в котором я умру. Они не делали вид, как раньше, когда воспитывали меня на всех этих историях и рассказах. Они не любили меня настолько, чтобы остаться со мной навечно. Я не была их частью. Всё моё детство, наполненное теплотой и любовью — всего лишь временный рисунок на хрупком песке, исчезнувшем от одного дыхания ветра.

Как и я.

Нут, богиня неба, ослушалась бога солнца Амон-Ра и вступила в любовную связь с богом земли. Амон-Ра опасался, что, если в мире станет больше богов, то это создаст дисбаланс власти.

Амон-Ра наложил на неё проклятие, из-за которого она не могла зачать ребёнка ни в один из дней в году. Но Амон-Ра недооценил Тата, доброго бога мудрости и письма, который вызвал саму Луну на поединок и выиграл достаточно света, чтобы создать новые дни. И так как те дни не были прокляты, Нут смогла родить Осириса, Исиду, Сета и Нефтиду. Новые боги продолжали совершать кражи, прелюбодеяния, братоубийства, и даже покушение на убийство и шантаж самого бога солнца. Заглянув в прошлое, Амон-Ра, вероятно, имел веские доводы в отношении всей этой темы про «чем больше богов, тем больше хаоса».

Я не учитываю время года, когда включаю кран, чтобы смыть с шампуров обугленные остатки приготовленного мной ягнёнка. Внезапно, поток воды отскакивает от противня и обливает меня с ног до головы.

— Хаос! — Кричу я в гневе.

Мне просто не следует готовить ужин. Мы ждём в гости семью, так что мама хочет, чтобы всё было чудесно. Вот тогда ей и надо было готовить! Но нет. Сейчас лето и Исида снова оплакивает смерть своего дорогого мужа, и из её глаз вытекает весь Нил. Обычно, вода затапливала всю страну и тогда люди пошли дальше и перегородили всю эту большую реку. Всё это, в сочетании с отсутствием верующих, теперь означает, что когда моя мать вступает в свой период траура, существенно увеличивается водяное давление — единственное заметное отличие. Классно, когда принимаешь душ, а в остальном — бессмысленно.

Но она до сих пор оправдывает себя этим. Вчера я спросила её.

— Что на ужин? — И услышала в ответ только траурные завывания по мужу.

Более нелепой эту ситуацию сделало то, что отец сидел за обеденным столом, обёрнутый как мумия в халат и читал газету. Потому что да, его убили и это отстой, но, догадались уже? Он больше не труп!

Я снова швыряю противень на плиту и бросаю на него новые шампуры. Предполагалось, что эта кухня будет декоративной. Когда я обдумывала её дизайн в прошлом году, то никогда не догадывалась, что мне и в самом деле придётся ей воспользоваться. Я даже не знаю, для чего нужна половина из купленных приборов. Они все подбирались лишь по цвету. Несмотря на вторую попытку, шампуры получаются больше обугленными, чем коричневыми — все мамины старания воспитать из меня хозяйку снова терпят неудачу.

Я всё кидаю в одну кучу, и, балансируя противнем в руках, выхожу из кухни (стены цвета баклажана, блестящие чёрные кухонные стойки из гранита, гладкий чёрный холодильник, очевидно, бесполезная чёрная плита, встроенная в стойку) и прохожу в столовую. Эта комната выполнена в бледно-жёлтом цвете с белыми деревянными панелями и чёрным столом, чтобы продолжить цветовую тему кухни. Стол идеален: гладкий, с современными линиями, на нём ни царапины, одна из самых лучших моих покупок за всю жизнь. В ней также находятся два мною ненавистных родственника: Гор — самый старший брат, а также невыносимый всезнайка и Хаткор — его пьяная потаскушка-жена.

С грохотом бросая блюдо с углём, соусом и гарниром в центр стола, я сажусь, чтобы поужинать. Мать чопорно прокашливается. Она выглядит странно. Обычно едва ли встаёт с постели во время её траура, но, за исключением случайного приступа, как вчера, Исида кажется откровенно весёлой.

— Произнесёшь молитву? — Спрашивает она.