Елена Машенцева - Песнь о птице Алконост

Тролль медлил, внимательно разглядывая внешне неподвижное тело. Мечтал, верно, оказаться дома. Подальше от не пыльной, высокооплачиваемой, но местами, опасной работенки.

–Вот тварь. Воня какая! – Почти видела, как брезгливо скривилась его волосатая морда. На себя бы посмотрел! Услышать такое, и от кого?

Тролль, наконец, решился и стал склоняться надо мной, подставляя щетинистое ухо туда, где по его предположению, должно биться сердце у гарпий. Это движение решило все. Ждать и медлить в надежде на удачу не было смысла. Время работало против меня. Внизу живота прокатился знакомый неприятный холодок, спина и сломанные пальцы неистово зачесались. Хвала всем богам, я смогу… Превращение происходило очень медленно, гораздо медленнее, чем обычно. Но тролль все равно понял это слишком поздно. Только и успел натянуто охнуть и захрипеть, когда мои когти с силой вонзились в теплую кожу соперника. Поломанные кости пальцев выгибались почти в обратную сторону, причиняя неистовую боль (Тимировы перчатки поработали на славу). В разодранном горле охранника глухо забулькала кровь, вязким фонтаном освобождаясь из тесной оболочки. Он замер, округлившимися глазами смотря на мои лапы, сквозь которые победно сочились пульсирующие струйки. Он не сделал попытку остановить пленницу, только зажал горло и безвольно повалился на каменный пол. Я кровожадно улыбнулась, заставляя оторваться от вида такой живой, такой теплой крови и зыркнула на Енка. Неужели придется? Молодой тролль застыл прямо напротив двери, загораживая собой весь проем. Захоти он, и у меня останется слишком мало шансов на спасение. Возможно, адреналин поможет и на этот раз, но любая задержка неминуемо сыграет на руки преследователям. В полумраке темницы глаза тролля светились холодным зеленоватым блеском. И, клянусь своими перьями, в них не было страха! Мгновение, ещё. Я медлила, а промедление близило неминуемую и, наверняка, апофеозную в своей жестокости расправу. Ещё мгновение и Енк, очнувшись от коматоза, немного посторонился: дорога была свободна. Уже проскальзывая мимо, я пребольно саданулась о косяк, ругнулась и запоздало подумала, что сейчас он легко мог бы сбить с ног или хорошенько приложить увесистым копьем незадачливую беглянку. Уж сильно положение благоприятствовало. Тролль не спешил выслужиться перед хозяином. Напротив, почти миновав кованые решётки, вдогонку услыхала тихое: « Ошую беги, до развилки. Потом опять ошую. Там коморка за железной дверью, спрячься в ней». Довериться или нет, вопрос не стоял. Когда я скрылась за поворотом, Енк зычно затрубил на помощь.

Туннель казался бесконечным. Так, где же эта развилка? Каддар, он меня обманул! И почему в темнице такие тесные коридоры? Совершенно невозможно расправить крылья. Хвост, вялой плетью болтавшийся сзади, норовил намертво увязнуть в каждом уступе. Лапы, взявшие слишком резвый старт, потихоньку, с непривычки, стали отказывать, заплетались и спешили подвернуться. В этой ипостаси они были самым слабым звеном, совершенно не расположенным к бегу. Я же, все-таки не страус и даже не курица! «Зачем гарпии бегать, если летают они стремительнее ветра», – справедливо рассудили боги, оказав мне, как выясняется, медвежью услугу. Менять ипостась на бегу – плохая затея. Тем более мои девичьи ноги после стольких дней изнурительной голодовки врятли окажутся намного сильнее, а каждая смена личины неминуемо крадет у тела такие ценные сейчас силы. Да и неизвестно, что может ожидать меня за углом. А за углом меня ожидали и не с цветами, надо сказать. Мы отскочили в разные стороны одновременно: я и грозный преследователь с увесистой дубиной и в поварском колпаке. Он, видимо, считал себя храбрым и незаменимым малым, раз так решительно выскочил на истошные вопли тюремщика. Но при виде разъяренной полуженщины-полуптицы с длинным львиным хвостом и изуродованными пытками синими когтями похвальная решимость как то поубавилась, если не сказать, напрочь испарилась. И вояка уже значительно более теплым взглядом обратился к спасительной двери кладовой, откуда бесстрашно вынырнул меньше щепки назад. Но сделать вид, что он слепой или, на худой конец, блаженный, у него уже врятли получится. Я это понимала, и он – тоже. Выбор за мной. «Ох, как я не люблю убивать»,– отрешенно подумала я, замахиваясь на «противника». Тот как-то по-своему понял мой жесть, с готовностью оруженосца протянул заготовленное оружие, оказавшееся, не больше, не меньше, чем вепряным копченым окороком. Чтож, этот поворот в корне менял дело: несильного удара в лоб хватило, чтобы поваренок аккуратно сполз по стеночке на пол. Каддар! По такому маячку меня найдут быстрее, чем сонного упыря в редком лесочке. Дверь в кладовую призывно заскрипела, и я решилась. Пару метров преодолевались чуть ли не дольше, чем четверть стрелища по коридору. Поваренок оказался на редкость упитанным и даже аппетитным (боги, до чего я докатилась!), особенно если учитывать мое нынешнее положение. Будем надеяться, после него на полу не останется неестественно чистого следа. Так как выяснилось, что убирать башенные тоннели поварятами выходит хоть и не очень быстро, зато на порядок тщательнее обычной метелки. Когда за нами захлопнулась тяжелая кованая дверь, по коридору, эхом сочувствовавшему преследователям, пронеслась галдящая свирепствующая толпа. Они громко материли троллью праматерь на чем свет стоит. Я постаралась слиться со стенкой в маленьком темном помещении, краснея от обещаний, примеряемых, как же иначе, на себя. Толи из-за холода, толи от перенапряжения, но зубы колотились с пугающей громкостью. Стоило им только прислушаться, и моя участь была бы решена. Слава богам, они оказались не столь смекалисты. Крики, трехэтажная ругань и топот возникали ещё пару раз. Точнее, пару раз поблизости от укрытия. Поиски беглянки продолжались довольно долго, но в сторону кухни больше не направлялись. Постепенно я уверилась, что меня окончательно потеряли, и позволила себе немного расслабиться. Значит, не сдал. Вытерла липкий пот со лба, расправила затекшие крылья.