Мари Руткоски - Преступление победителя

Тринн закричал. Прерываемый судорожными вдохами, его крик никак не затихал в голове Кестрел.

Она потянулась к капитану и попыталась вцепиться в ту его руку, в которой был зажат кинжал. Мужчина, даже не глядя, с легкостью оттолкнул ее назад, и Кестрел упала.

— Не смей отказывать мне, Тринн, — сказал капитан. — Слова «нет» больше не существует. Есть только «да». Ты понял?

Пленник подавил крик.

— Да.

Кестрел поднялась на ноги.

— Капитан...

— Тихо. Вы только усугубляете ситуацию.

Он обратился к Тринну:

— Что ты подслушал под дверями во время личной встречи императора с главой Сената?

— Ничего! Убирался. Я убираю.

— Звучит как «нет».

— Нет! То есть, да, да, я подметал пол. Я убираю. Я слуга.

— Ты раб, — исправил капитан, хотя император своим указом освободил геранцев. — Не так ли?

— Да. Я раб.

Кестрел тихо вытащила кинжал. Если капитан будет и дальше стоять к ней спиной, она сможет что-нибудь предпринять. Не имело значения, что её боевые навыки оставляли желать лучшего. Она сможет остановить его.

Сможет?

— И зачем, — мягко сказал капитан Тринну, — зачем ты подслушивал у дверей?

Кинжал дрожал у Кестрел в руке. Она вновь почувствовала запах масла, исходящий от капитана. Она заставила себя приблизиться. Утреннее молоко подкатило к горлу.

Тринн оторвал свой взгляд от капитана, чтобы посмотреть на Кестрел.

— Деньги, — сказал он, — сейчас идет год денег.

— О, — произнёс капитан, — наконец мы подошли к делу. Тебе заплатили за подслушивание, не так ли?

— Нет...

Нож капитана вонзился в плоть. Кестрел вырвало, её кинжал отлетел в темноту. Звук его падения утонул в крике Тринна. Кестрел вытерла рот краем рукава. Она закрыла глаза и прижала ладони к ушам, чтобы не слышать. Она едва различила новый вопрос капитана:

— Кто? Кто заплатил тебе?

Но ответа не последовало. Тринн потерял сознание.

* * *

Кестрел добралась до своих покоев, чувствуя недомогание. Будто она была заражена. Она лежала в ванне, пока не почувствовала, что почти сварилась. Она оставила испорченное платье лежать скомканным на полу ванной комнаты. Затем, всё ещё с распущенными и влажными волосами, она забралась в постель и задумалась.

Или попыталась думать. Она пыталась придумать, что ей делать. Она заметила, что пуховое одеяло, толстое, но в то же время лёгкое, подрагивает, как живое. Её трясло.

Она вспомнила Плута, предводителя геранцев. Арин подчинялся ему, следовал за ним. Любил его. Да, она знала, что любил.

Плут всегда обращал внимание на кисти рук Кестрел. Угрожал сломать ей пальцы или отрезать, раздавить в своих собственных. Казалось, он был одержим ими, пока не стал одержим ею по-другому. Кестрел снова почувствовала ледяную волну ужаса, как тогда, когда стала понимать, чего он хотел и что готов был сделать, чтобы добиться желаемого.

Сейчас он был мертв. Арин убил его. Кестрел видела это. Она видела, как Плут умер, и убедила себя, что он больше не причинит ей вреда. Кестрел уставилась на свои руки, целые и невредимые. Кожа, гладкая и мягкая, была на месте, не обнажая кровавое мясо. Руки были тонкие, с короткими ногтями для удобства игры на рояле.

Она подумала, что, наверное, у нее красивые руки. Лежащие на одеяле, они казались верхом бесполезности. Что она могла сделать?

Помочь заключённому сбежать? Но для этого нужно было заручиться чьей-то помощью. У Кестрел не было власти над капитаном. Никто в столице не был ей что-либо должен. Она не знала придворных секретов. Она была пока совершенно чужой во дворце и ещё не завоевала ничьей верности для помощи с таким безрассудным планом.

А если ее поймают? Что император сделает с ней?

А что, если она ничего не сделает?

Она не могла не сделать ничего. Её бездействие в тюрьме уже стоило слишком много.

«Сейчас идет год денег», — сказал Тринн. Он произнёс эти слова так, будто они предназначались ей. Странная фраза. Но знакомая. Возможно, догадка капитана была верна, и Тринн хотел сказать этим, что ему заплатили за сбор информации. У императора было много врагов, и не все они были чужестранцами. Тринна мог подкупить соперник императора в Сенате.

Но, когда одеяло опало и успокоилось, превратившись в снежный холм над согнутыми коленями Кестрел, она вспомнила слова своей геранской няни:

— Сейчас год звёзд.

Кестрел тогда была маленькой. Инэй склонилась над её разбитой коленкой. Кестрел никогда не была неуклюжей, но всегда старалась слишком усердно, с предсказуемыми ушибами и царапинами.