При естественном освещении читать слова императора было слишком легко. Арин смял письмо и крепко сжал его в кулаке. Он жалел, что в его распоряжении нет Хранителя Услуг. Он бы отказался от своей гордости и стал простой нитью, лишь бы добиться желаемого.
Арин бы обменял свое сердце на смятый моток ниток, лишь бы ему больше никогда не пришлось встречаться с Кестрел.
* * *
Он посоветовался с Тенсеном. Пожилой мужчина изучил смятое и затем разглаженное приглашение. Его бледно-зеленые глаза сверкнули. Он положил плотную сморщенную страницу на стол Арина и коснулся своим сухощавым пальцем первой строки письма.
— Это, — произнес он, — прекрасная возможность.
— Значит, ты поедешь, — сказал Арин.
— Разумеется.
— Без меня.
Тенсен поджал губы и одарил Арина тем самым строгим взглядом, которым пользовался в свою бытность учителем валорианских детей.
— Арин. Давай не будем проявлять излишнюю гордость.
— Это не гордость. Я слишком занят. На балу Геран будешь представлять ты.
— Не думаю, что император будет доволен присутствием простого министра земледелия.
— Мне все равно, будет он доволен или нет.
— Если ты пошлешь меня одного, то либо оскорбишь императора, либо дашь ему знать, что я нечто большее, чем кажусь. — Оценивающе глядя на Арина, Тенсен потер свой подбородок с седой щетиной. — Ты должен поехать. Ты должен сыграть эту роль. Ты хороший актер.
Арин покачал головой.
Взгляд Тенсена потемнел.
— Я был там в тот день.
В тот день прошлым летом, когда Кестрел купила его.
Арин все еще помнил, как по его спине стекала струйка пота, пока он ждал в загоне возле арены, на которой проводились торги. Строение имело крышу, не позволяющую Арину видеть толпу валорианцев, собравшихся у края ямы. В поле его зрения попадал лишь Плут, стоявший посреди арены.
Арин ощущал запах собственной кожи, чувствовал гравий под босыми ступнями. У него все болело. Слушая, как поднимается и опускается голос Плута, который, как опытный распорядитель торгов, пел свои хвалебные песни, Арин осторожно прижал пальцы к синяку на щеке. Его лицо напоминало гниющий фрукт.
Плут очень разозлился на него сегодня утром.
— Два дня, — прорычал он. — Я отдаю тебя в наем всего на два дня, и ты возвращаешься в таком виде. Почему тебе так сложно просто укладывать мостовую и держать рот на замке?
Ожидая в загоне и особенно не прислушиваясь к ходу торгов, Арин не хотел думать об избиении или о том, что к нему привело.
Говоря по правде, синяки ничего не меняли. Арин не мог заставить себя поверить, что Плут когда-либо сможет продать его в валорианскую семью. Валорианцы обращали немало внимания на то, как выглядели их домашние рабы, а Арин не подходил для этой роли даже тогда, когда его лицо не было наполовину скрыто всеми оттенками фиолетового. Он выглядел рабочим, которым и являлся. Рабочих не впускали в дома, а именно в дома Плуту нужно было поместить рабов, преданных делу восстания.
Сражаясь с приступом отчаяния, Арин прислонился затылком к грубой деревянной стене загона.
На арену опустилось долгое молчание. Это временное затишье означало, что Плут заключил сделку и вернулся в дом торгов, чтобы сделать перерыв.
А затем толпа застрекотала, будто полчище саранчи. Плут снова вышел на арену и подошел к помосту, на который должен был встать следующий раб.
Обращаясь к публике, Плут произнес:
— У меня для вас есть кое-что особенное.
Все рабы в загоне выпрямились. Полуденное оцепенение как рукой сняло. Даже старик, которого, как Арин должен был узнать позже, звали Тенсен, внезапно подобрался.
Плут произнес кодовую фразу. «Кое-что особенное» для рабов имело тайное значение — шанс быть проданным на благо восстания. Стать шпионом. Что-то украсть. Возможно, убить. У Плута было множество планов.
Услышав слово «особенное», Арин разозлился на себя, потому что оно означало самую важную сделку — ту самую, которой они дожидались: возможность поместить повстанца в имение генерала Траяна.
Кто же был там наверху, в толпе валорианцев? Сам генерал?
А Арин, глупый Арин, безрассудно потратил свой шанс отомстить. Плут никогда не выберет для этой сделки его.
Однако, когда распорядитель торгов повернулся лицом к загону, он посмотрел прямо Арину в глаза. Плут дважды пошевелил пальцами. Это был сигнал.
Выбран был Арин.
— Тогда, — сказал Арин Тенсену в зимнем свете, залившем кабинет его отца, — было по-другому. Все было по-другому.
Читать дальше