Анастасия Киселева: Дар судьбы (СИ)

Я нервно хихикнула и поспешила сползти с постели, одновременно осматриваясь. Надо сказать, при поселении меня не обидели: эта спаленка размером не уступала современным однушкам. Убранство подчеркнуто скромное, без всех этих вензелей и завитушек, но что-то подсказывает, что его стоимость реально астрономическая.

А вот исчезновение моих кроссовочек изрядно огорчило. Более того, пока я пребывала в отключке, меня успели переодеть. М-да, количество рюшечек и оборочек на ночной рубашке в пол удручало.

Я решительно распахнула дверцы огромного шкафа и приуныла. Наряды были. Нарядов было много. Вот только надеть было нечего. Черт побери, как это все носить? Я взяла с полочки что-то отдаленно напоминающее панталоны и, скомкав, швырнула их назад.

По сравнению с предложенными платьями рюшечки на ночной рубашке были меньшим злом. Нет, они реально носят нижние юбки? А что, корсеты опять в моде? Я выкопала тапочки (тряпичные, типа чешек, каждая щелочка в стыке половиц чувствуется!) и подошла к окну.

Пейзаж радовал буйной зеленью. За кронами деревьев отчетливо виднелись острые вершины гор. Я какое-то время постояла у окна, закусив губу и бездумно пялясь вдаль.

Глаза защипало. Я прерывисто вздохнула и заморгала.

Подступающую истерику отпугнул сдавленный звук, идущий откуда-то снаружи. Я на цыпочках подкралась к выходу и осторожно приоткрыла дверь.

Однако! Я думала, сейчас выйду в коридор, а здесь еще одна комнатка. Я огляделась и заметила сгорбившуюся фигурку на низеньком диванчике.

Светлые волосы выбились из сложной прически и рассыпались по спине, платье из светло-голубого шелка обрисовывало статную фигурку. Лицо закрыто ладонями, плечи сотрясаются от горьких рыданий – идеальная натурщица для статуи «плачущий ангел».

Я солидарно шмыгнула носом и подалась назад. Не люблю и не умею утешать. Да и свидетели девчонке явно не нужны – иначе не выплакивалась бы здесь в одиночестве.

Под ногами предательски скрипнула половица. Я чуть слышно выругалась, а девушка вздрогнула и развернулась на звук.

Хорошенькая – завистливо отметила я. Лицо не то, что красивое – именно милое. Голубые наивные глазищи, розовые губки, аккуратный носик. Густые локоны льняного оттенка – именно такого я безуспешно пыталась добиться, осветляя волосы. Но в моем случае краска не подошла, и все, что у меня получилось – тот пего-серый цвет, который так популярен сейчас и при этом не идет почти ни одной женщине. Лично мне он зрительно добавлял лет десять, и начавшим отрастать корням я была откровенно рада.

Зато этой девушке проблемы по кардинальной смене имиджа явно были неведомы. Вокруг таких куколок мужчины обычно увиваются толпами.

– Вы проснулись? – Незнакомка вскочила, прежде чем я успела подобрать подходящие слова. – Простите, наверное, это я разбудила вас.

Она непроизвольно шмыгнула носом и быстро стерла ладонью влажные дорожки под глазами.

– Да, нет, что вы, – осторожно ответила я, пытаясь определить социальный статус девчонки. – Я давно выспалась. Вот хотела осмотреться, куда я попала.

– Вы в южном крыле, – улыбнулась девушка. Губы у нее немного подрагивали, но в целом она весьма умело брала себя в руки. – Милорд распорядился поместить вас в покои его матушки.

– Как это мило со стороны… милорда, – запинаясь, ответила я.

А, что, простых гостевых ему показалось мало?

– Он простил меня так же позаботиться о вас, – улыбка девчонки становилась все увереннее, словно она натягивала на себя не удобную, но зато привычную маску. – Хотя бы первое время.

– Спасибо, – почти искренне улыбнулась я в ответ. – Я не хотела вам помешать.

Все-таки не служанка. Слишком дорого одета. Да и поднялась она скорее от неожиданности, чем для субординации. Спину держит прямо, взгляд немного смущенный, но уверенный.

Впрочем, какие могут быть сомнения? Милорд просил, именно просил, а не приказал. Едва ли она набивает себе цену: это бессмысленно и очень легко проверяется.

– Вы не помешали мне, – грустно покачала головой моя собеседница. – Напротив, это я не должна была позволить себе такую вольность.

– У вас какое-то горе? – Напрямую спросила я.

– Нет, что вы, – эта улыбка была почти болезненной.

Я скептически прищурилась. А ведь она младше меня. Едва ли ей больше двадцати – двадцати одного.

– Ну, тогда плюнь и забей на этого козла.

– Что? – Голубые глазищи испуганно распахнулись. – О ком вы?

– О том придурке, по которому ты льешь слезы.