Шеррилин Кеньон: Ловец снов

О мой Бог!

Монеты, по всей видимости, также не были отчеканены вручную, и сплав, из которого они были отлиты, Мегеара никогда раньше не встречала. Металл был оранжеватого цвета — не серебро, не золото, не бронза, не медь или железо, а возможно, некая причудливая комбинация этих металлов, хотя нет, не похоже.

Что, черт возьми, это такое?

Несмотря на налет, изображения и надписи на монетах были такими же четкими, ясными и хорошо различимыми, как на современных монетах.

С колотящимся сердцем она перевернула самую большую монету. На реверсе был изображен тот же неизвестный символ, что и на комболои, — солнце, пронзенное тремя молниями. А над ним незнакомые слова на греческом: « Да хранит нас Аполлими ».

Мегеара недоверчиво уставилась на монету. Аполлими? Это еще кто?

Она никогда прежде не слышала такого имени.

«Это — фальшивка». Должна ею быть. Но стоило Мегеаре еще раз взглянуть на монеты, она поняла, что ошибалась. Они не подделка. Ее отец, должно быть, обнаружил их при проведении одних из своих многочисленных раскопок в Эгейском море.

Это то, что заставляло ее отца продолжать поиски даже тогда, когда весь остальной мир смеялся над ним. Он знал правду, которую отрицала Мегеара.

Атлантида существовала .

Отец был прав, но ему никто не верил… даже она. Ее сердце сжалось от горя и печали, когда она вспомнила о всех спорах, вспыхнувших между ними за эти годы. Она была ничем не лучше других.

Боже, они ведь постоянно спорили из-за этого. Почему отец ничего ей не сказал? Почему утаил от нее открытие такого масштаба?

К несчастью, она знала ответ. Потому что я бы этому не поверила. Даже если бы он показал мне эти предметы прямо в земле, там, где он их нашел. Я бы также посмеялась над ним, а затем бросила бы их ему в лицо.

Без сомнения он хотел уберечь себя от боли, которую причинили бы ее насмешки.

Мегеара, закрыв коробку, прижала ее к сердцу. Она сожалела о каждом злом слове и резком обвинении, произнесенными ею против отца хотя бы мысленно. Как сильно ранили те слова? Она — та, которая должна была безоговорочно ему верить, — оказалась так же жестока, как и все остальные.

Сейчас же было слишком поздно что-либо исправлять.

— Прости меня, папа, — сквозь вновь хлынувшие слезы выдохнула Мегеара. Она подобно всем остальным считала отца сумасшедшим. Заблудшим глупцом.

Но он каким-то образом нашел эти артефакты. И они каким-то образом оказались подлинными.

Атлантида реальна . Эти слова никак не выходили у нее из головы. Глядя на синее море, она сильнее сжала коробку и вспомнила последние слова, сказанные отцу: « Да-да, я обещаю. Я тоже буду искать Атлантиду. Не беспокойся об этом, пап. Все будет хорошо ». Произнесены они были поспешно и бесстрастно, но, тем не менее успокоили его.

« Она там, Геари. Я знаю, что ты ее найдешь и поймешь все. Ты. Поймешь. Все. Ты увидишь меня таким, каким я был на самом деле, а не таким, каким ты меня видела ». Затем он ненадолго заснул и умер лишь несколько часов спустя. Все это время она держала его за руку.

Мегеара, наблюдавшая за его тихим уходом из жизни, была в тот момент не взрослой женщиной, она вновь стала маленькой девочкой, желавшей лишь одного — вернуть своего папочку. Жаждавшей того, чтобы кто-нибудь ее успокоил и заверил, что все будет в порядке.

Но в ее жизни не было никого, способного это сделать. И теперь, после всего, то абсурдное, поспешное обещание стало кое-что для нее значить.

— Я слышу тебя, папа, — прошептала она пахнущему оливковым маслом бризу, надеясь, что он донесет ее голос до отца, где бы тот ни находился, — и я не позволю тебе умереть напрасно. Я докажу, что Атлантида существует. Ради тебя. Ради мамы, дяди Тирона и тети Афины… ради Ясона. Даже если поиски займут всю мою жизнь, я сдержу слово. Мы найдем Атлантиду. Клянусь.

Но даже несмотря на убежденность, которой были насыщены произнесенные слова, Мегеара не смогла не задаться вопросом, выдержит ли она насмешки, которые ее отец сносил всю свою профессиональную жизнь. Она всего лишь шесть недель назад получила грант на поступление в докторантуру Йельского университета, а этой осенью должна была приступить к преподаванию в Нью-Йорке. Для своего возраста она многого достигла. Еще большие достижения ожидались от нее и ждали ее, университет и профессоров докторантуры в будущем.

Ступить на этот путь — несусветная глупость. Она лишится всего. В-С-Е-Г-О. Это будет серьезнейший шаг. Шаг, который отрежет ей все пути назад.