Ким Харрисон - Безвременье (др. перевод) (ЛП)

Шины зашипели на влажном асфальте, мы резко повернули, заезжая в тупик. Перед нами открылись три скромных здания, отличающихся только по цвету; машины ОВ и черные «Краун Виктории» были припаркованы на подъездной аллее и бордюрах. Мои губы изогнулись от отвращения при виде новостных фургонов — яркие огни, льющиеся наружу, и толстые провода были похожи на гротескную пуповину, бегущую в одно из зданий. Наверное им понадобится вся ночь, чтобы поднять местную историю на национальный уровень.

Три двухэтажных дома смотрелись бы не к месту, не относись они к учреждению больницы. Они были относительно новыми, кустарники вокруг были еще маленькими и слабыми. Это было крыло Роузвуда в Цинциннати, куда привозили детей с этим синдромом, которые даже иногда рождались здесь, но всегда здесь же и умирали, никогда не выживая. Многие родители предпочитали забирать детей домой в их последние дни, но не все, и домашняя атмосфера была приятной. Консультантов здесь были больше, чем медицинского персонала. Когда я родилась, такого места еще не было, и пока Квен парковал свою двухместную машину на парковку, слишком маленькую для машин официалов, меня охватила рассеянность и меланхолия.

Квен припарковал машину, не вылезая наружу. Я тоже откинулась на мягкое сидение, почти испуганная. Громко выдохнув, Квен повернулся ко мне.

— Я собираюсь сказать ему, что мы ужинали и говорили о его безопасности, — наконец произнес он, в его глазах был намек на мольбу. — Я также скажу ему, что спрашивал твоего мнения о том, в состоянии ли он сам позаботиться о себе, и что ты сказала да, но если ситуация изменится, ты…

Мое сердце заколотилось, когда Квен позволил своим словам замереть в надежде, ожидая, когда я закончу его предложение и скажу, что буду приглядываться за Трентом, если он не сможет. Маленькая белая ложь была исключена. Я не знала, что чувствовать из-за этого, и вгляделась в лицо Квена. Приглушенный свет, идущий от освещенного здания, делал его старше, беспокойство очевидней. Пошло это все к черту.

— Если ситуация изменится, я приму участие в обеспечении безопасности девочек, — сказала я твердо, и выражение Квена изменилось.

— Очень хорошо, Тал Са’ан, — проворчал он, и мои брови поднялись. Тал Са’ан? Это что-то новенькое. Я бы спросила у него что это значит, но в его голосе сквозила насмешка.

— Тогда пойдем, — сказала я, потянувшись за своей сумкой-клатчем. Небольшой клатч казался слишком маленьким, пока я выбиралась наружу и моя одежда совершенно не подходила для места преступления. Прохладный туман коснулся моего лица. Опустив глаза на влажный тротуар, я захлопнула свою дверь.

Я сделала глубокий вздох и подняла подбородок, направляясь к двери, которую закрепили, оставив открытой для случайных потоков входящих и выходящих людей. Я не могла не заметить, что вход был открыт в двое шире, чем обычно. Я ненавидела двухстворчатые двери — или скорее, я ненавидела инвалидные коляски, о которых они напоминали. Неожиданно у меня возникло желание быть где угодно, только не здесь. Я избежала смерти от синдрома Роузвуда. Это заняло почти все мое детство и сделало из меня то, о чем я только недавно начала узнавать, но вспоминать об этом было горько.

Квен догнал меня, не отставая ни на шаг.

— Ты в порядке?

Мы достигли мощеной аллеи, которая художественно изгибалась, создавая видимость расстояния и привлекательности. Только для меня это выглядело фальшиво.

— Нормально, — сказала я, мое настроение стало еще хуже. Я не хотела здесь быть — мне не нравились рождающиеся воспоминания. Кто-то похищает детей с Роузвудом, и того, что из этого следовало, было достаточно, чтобы сделать мои ночи бессонными.

Опустив голову, я перешагнула через провода новостных фургонов, продвигаясь боком, чтобы пройти двери, и показала свои документы парню из ОВ. Думаю, мы прошли скорее благодаря костюму Квена и необычному платью, чем моему удостоверению. Офицер явно не узнал меня, но только тот, кто должен быть здесь мог приехать в официальной одежде. Придется это запомнить.

Прохлада ночи исчезла, и я помедлила внутри широкого прохода, чувствуя молчание Квена, его твердое присутствие за спиной. Несколько лестниц вели наверх, вероятно к отделению медицинского персонала; кухня находилась за лестницей, дальше по короткому коридору. Здесь было две гостиные, по одной с каждой стороны от двери. Они обе были заполнены людьми, которые толпились вокруг, разговаривая, но только на одну из них падало освещение новостной команды. Было тепло, даже для меня, и мне не нравился возбужденный тон журналистки, спрашивающей обезумевшую мать, как она чувствует себя сейчас, когда ее ребенок — выживший, вопреки всему — был похищен.