Елена Филиппова - Колыбельная для жизни

Правда, бывший хозяин Пушкинской, Павел Павлович и экс-муж Анюты, припомнил: однажды Роза ночевала (совершенно случайно) у него в квартире. Опоздала на электричку до Семикаракор.

– Это что, где-то в Африке? – съязвила Жизель.

– Ночью Роза закричала. – Павел Павлович не обратил внимания, обладал королевским терпением. Связи с людьми из Арабских Эмиратов что-то да значат. – Я вскочил. Роза утверждала – в ванной мужчина, я подумал, она сошла с ума.

Пал Палыч больше ничего не знал, переехал в новую квартиру. На Пушкинской улице добра хватает, домов много. Тайный романтик читал книги Виви. Познакомились совершенно случайно, в Баку. Павел Павлович летал за туфлями и рубашками, таких в Ростове-на-Дону нет. А нефть вещь серьезная. Виви в Баку, в Центральном книжном магазине, презентовала свою книгу. Подписала и Пал Палычу. Писательницу В. Фиалковскую нефтяник пригласил в ресторан, всегда мечтал быть меценатом. Хоть для кого-нибудь. А тут сама писательница Фиалковская, да ещё в его любимом Баку. Поэтому он факты не скрыл, рассказал о Розе. Бывшая жена Анюта жила на окраине города, на семи ветрах. Алименты? Официальные доходы Павла Павловича – ноль. Зарплата в конверте. Ну, где та Анюта, а где те конверты? Быть меценатом для бывшей жены не романтично.

Ночь прошла без приключений. Наступило утро, а оно зимой в России от ночи особо не отличается. Виви поставила тесто, круассаны по двести пятьдесят рублей – это слишком! В доме запахло булочками и счастливой жизнью. Снега нападало, крупные хлопья скользили по стеклу, плавно укладывались, создавая на подоконнике причудливые горки. Жизненная красота завораживала, Виви задержалась у окна и вздохнула.

– Старый дом, сколько тайн…

Почему они, тайны, начали открываться именно ей? Виви прикрыла дверь на кухню. Пусть Цветочек поспит.

Закипел чайник. Булочки а-ля Виолетта Фиалковская, что-то из ничего, писательская вкуснотища, стояли на батарее. Такие бывают только в английских романах. Батареи. Павел Павлович, не моргнув глазом, принялся их менять (единственное, что он успел). Установили чудесную отопительную систему. Чудесную для Пал Палыча. Плоские новые обогреватели вызывали у Виви глубокую тоску. Старые, ржавчиной не тронутые, писательница обнаружила в подвале дома, приказала узбекам тащить обратно на третий этаж. Дореволюционные чугунные радиаторы с резными штампами выкрасили в красный цвет. Прораб плевался, узбеки дерзили (рассчитывали сдать на металлолом). Получился арт-объект, модные дизайнеры грызли ногти от восторга.

Все эти сказки про мятые лица, плохое настроение, про – после сорока пяти не звонить – это не про Виви и Цветочка.

– Булочки? – Жизель зевнула. – Не ущипнул ночью Бриллиантов за мягкое место?

Виолетта улыбнулась.

– И меня… А мог бы, – Цветочек вздохнула. – Вот что, Виолетта, пригласим батюшку, освятим твою квартиру, заодно и мою, после этого пусть попробуют горшки под кроватью оставлять.

– Чаю?

– Налей! – Жизель привыкла командовать. – Если бы Бриллиантов ко мне явился, я б спросила его кое о чём. – Цветочек подмигнула. – Как спала-то?

– Хорошо. Третий этаж и вдруг такое…

– Трусиха ты несусветная. Бери с меня пример! Первый этаж, никаких Дусь, Фрось, никто не является. А хоть бы кто явился, – Жизель деланно вздохнула, – ладно, некогда рассиживаться по гостям. Надо идти руководить!

Цветочек считала, у неё настоящая жизнь. А другие так, в трамвае за ручку держатся. У Жизель – отряд бухгалтеров, продавцов, менеджеров. У Виви в подчинении печатная машинка и ноутбук. Он часто не подчиняется.

Опустим подробности (банк, продавцы, отчёты, звенит в ушах, прочий житейский фактор).

Переделав всех и вся, Цветочек вернулась домой, на Пушкинскую. Если уж совсем точно, то в двадцать ноль-ноль. До десяти продолжала руководить отрядом по телефону. Цветочек пока не знала, СУЩЕСТВУЕТ другая жизнь. Нешумная. Счастливо-спокойная. Наконец, она улеглась. Икеевский будильник облегчённо выдохнул.

Бой часов раздался в полночь. Жизель открыла глаза. Поправляя на часах (не её) маятник, в углу комнаты стоял широкоплечий мужчина.

– И что вы хотели узнать, о чём спросить?

– Филипп Моде-дестович? – Цветочек тряхнула головой.

– Он самый.

– Тьфу ты! Свяжешься с ненормальной, ещё Наполеона увидишь, – прошептала Жизель.

Цветочек потянулась к ночной лампе, взгляд задержался на окне. Не то окно, не её. Три узких, высоких окошка, до самого потолка.