Анна Невер: Потерянные (СИ)

— Что наши из Ижеска, капитан?

— Зарай уже сбыл «изъятку». К концу недели будут, если в дороге все гладко.

— Климыч, должно быть, половину деньжат в свой карман положил, — цокнул Кубач.

Отец нахмурился.

— Это нас не касается. Пусть его Ижский начальник печется о чистоте рук своих подчиненных. Ты лучше ответь, что с мукой? Ездили с Жичем к Гришаю?

Кубач фыркнул:

— Этот рвач уже по пятьдесят копеек за мешок просит. Муха, что в прошлом году в полях объявилась, на сей раз побила треть урожая. И зерно подорожало сразу на пятак.

— Ну что поделать, — нахмурился отец. — Придется брать. Скупаться в Сеевке дороже станет.

— Эти зерноробы из года в год ноют, то их поля дождь залил, все погнило, то засуха изжарила. Благо, скоро вэйн приезжает. Будет им погоду править. Может тогда цены спадут.

— Вэйн, говоришь? — с сомнением переспросил Лазар.

Тиса приподняла брови.

— Да. Я сначала подумал — вранье, — Кубач махнул вилкой и пара зерен гречки полетели через стол. — Какой колдун согласится в нашей глуши работать? Но Лавр зарекается, что приедет. Видать, завалил он письмами Ижского наместника по горло. Добился-таки.

— Ну-ну, посмотрим, — отец пропитал льняной салфеткой усы. — Пора.

Капитан поднялся из-за стола. Следом за ним старшина. Отец снял мундир с крючка вешалки, — залоснившийся на локтях суконный цвета мокрой горчицы. Надел на себя. Застегнул его на медные пуговицы до подбородка. Подхватил кожаные ножны с саблей с нижнего крюка вешалки. Пристегнул их к портупее на левом боку.

Девушка проследила взглядом за мужчинами до двери.

Потом сложила тарелки и отнесла их на кухню. Камилла приняла у нее посуду.

— Отец вчера мне выдал деньги на хозяйственные нужды. Вот, возьми на продукты, — Тиса вытащила из кармашка юбки монеты. — Хватит столько?

— Да. Замечательно, — Камилла забрала деньги. — Вот, только. Как на счет казана, девочка? Помнишь, я говорила? Хочу вас пловом чиванским порадовать. А его в обычной кастрюле не сделаешь.

— Сколько он стоит?

— Восемьдесят копеек.

Тиса добавила еще рубль к деньгам Камиллы.

— Еще я подготовила список покупок для Цупа. Вот, возьми, — Тиса протянула Камилле маленький желтый листок, исписанный чернилами. — Снарядишь его на неделе, хорошо?

— Конечно, детка.

Из столовой послышался короткий кошачий «мяв» и треск веток за окном. Должно быть, Огурец опять за воробьем выпрыгнул.

— Ты сейчас к своему лекарю, поди? — спросила Камилла. — Отнеси ему склянку и попроси еще снадобья. Пять дней растирала стопы — куда боль делась.

Кухарка умудрялась мыть посуду и жестикулировать одновременно.

— Нет, я сейчас к подруге, — ответила капитанская дочь. — Потом к Агапу Фомичу.

— А, ну тогда я сама отдам. Это к Зое или к Ганне?

— К Зое.

— Милая девушка. Когда же ей рожать-то?

— В ноябре, — нехотя ответила Тиса.

Еще пара вопросов, и ей, наконец, удалось покинуть кухню.

Войнова вышла из корпуса на хозяйственный двор. На крыльце болтали две знакомые прачки, поставив на перила тазы с мокрым бельем.

— Я их сама видела — говорила одна.

— На что она надеется, дурочка? Думает, он на ней женится? — ахнула другая.

Обе прачки, завидев девушку, прекратили сплетничать. Со стороны солдатской столовой раздался визгливый голос Жича — войскового повара. Широкоплечий с короткой толстой шеей Жич спорил с молочником о цене и позволял себе крепкое словцо.

— Разве это сметана? Это моча, а не сметана! — наседал на Акопыча Жич. — Полтора рубля за нее дам, не больше.

Молочник своими закрученными тонкими усами напоминал таракана. Он ловко отпрыгивал от повара, как от цепного пса, и снова повторял:

— Ну, что вы, Жич Бадросович. Хорошая сметана. Такая, же как в прошлый завоз. Два рубля ей цена, не меньше.

У столовой, накреняясь на один бок, стояла телега груженая бидонами. Тройка новобранцев таскала бидоны на войсковую кухню.

Тиса пересекла двор: споткнулась о курицу, обошла поросят, пропустила группу военных. Некоторых солдат она знала, и кивала в ответ на приветствия. От заманчивой мысли прогуляться по Увегу пешком в хорошую погоду Тиса сразу отказалась, времени мало. Ганна все же умудрилась встревожить ее своим вчерашним письмом. Девушка направилась к конюшне, длинной саманной постройке с соломенной крышей.

У входа в конюшню на бревне сидел дядька Зошик и чинил упряжь. Загорелые руки умело работали шилом и толстой ниткой. Рядом, прислонившись к колесу телеги, храпел Цуп. На красный нос извозчика съехала кепка.