Эдриан Феникс - В крови (ЛП)

Он стал изучать фигуру, припавшую к земле. Лунный свет мерцал и искрился, как лед, вдоль тусклых узоров, запечатленных на крыльях. Но крылья были не оперенные, нет. Как и у Люсьена, эти крылья должны были быть черными и столь же гладкими, как бархат, на ощупь, внутренняя сторона — окрашенной в фиолетовый цвет. Длинные до талии волосы обрамляли кричащее лицо. Фигура была обнажена, за исключением массивного обруча на шее и браслета на одном бицепсе. Но, определенно, это был мужчина.

Вон прислал изображение ошейника.

<���Торквес [6] Торквес — культовое ожерелье из бронзы, золота, драгоценных металлов, которое носили вокруг шеи, талии, поперек груди, как браслеты. . Кельтский. Древний>.

.

Лунный свет падал на темное пятно на лбу статуи. Оно казалось треснутым, какой-то кровавый символ, возможно, заклинание vévé . Данте наклонился, скрипнув кожаной курткой, и коснулся пятна. Остаточная сила потрескивала на кончиках пальцев, как статическое электричество. Крошечное синее пламя заискрилось в воздухе между его рукой и статуей.

Магия Падших.

Поймав дуновение гранатового-темного-земляного аромата Люсьена из кровавого символа, Данте убрал руку и стал рассматривать ангела, задаваясь вопросами: что сделал Люсьен и почему. Обратить одного из своих в камень…

Затем он вспомнил слова Люсьена, сказанные той ночью: « Закрой свой разум. Поставь щиты. Обещай мне, что не последуешь за мной».

Данте поставил бы что угодно на то, что сейчас смотрел на причину этой просьбы. Коснувшись пальцем ошейника — торквеса — обхватывающего горло ангела, он закрыл глаза и слушал. Песнь зашептала сквозь кончики пальцев. Дыхание перехватило, когда его собственная песнь, хаотичная и темная, ответила. Камень под пальцами задрожал, словно зазвонил.

Внезапно боль пронзила сознание. Белый свет мигнул за закрытыми веками. Предупреждение о надвигающейся мигрени. Данте открыл глаза и начал подниматься, затем запнулся, одно колено все еще оставалось на земле. Исчезающая песнь будто хваталась за него отчаянными пальцами.

Обещай мне…

Он взял в левую руку мертвый букет ангела. Высохшие на солнце стебли и скукоженные лепестки хрустели под пальцами. Отслаивались, как сожженное дерево. Как невысказанная правда.

Ты так похож на нее.

Ты знал все это время? И никогда ничего не говорил?

Гнев охватил Данте, и раскалённая добела музыка запульсировала. Он вылил энергию в зачахшие остатки букета. Песнь, темная, одержимая и дикая, бушующая в его разуме и сердце, обвилась вокруг мертвых стеблей. Синий огонь, разожженный в ладонях, мерцал напротив камня.

Сложенные в форме чаши пальцы теперь держали зеленые стебли, увенчанные плотно закрытыми бутонами. Боль пронзила голову Данте снова, ритм изменился, взорвавшись резкими и диссонансными нотами, и его песня рассыпалась в ночи.

Его пальцы соскользнули с ангела, и он поднялся на ноги. Боль скручивалась в сознании, цепляясь за мысли, словно колючая проволока. Он сжал челюсть, стараясь прогнать ее.

Отпусти.

Кладбище закружилось; залитые лунным светом надгробия под кипарисами завертелись белым. Кровь текла из носа, капая на тротуар у его ног.

Он услышал, как Вон зовет его по имени откуда-то сзади.

В голове шептали голоса. Данте-ангел?

Он услышал взмах крыльев наверху.

Данте закрыл глаза и коснулся пальцами висков. Пот выступил на коже. Знакомое прохладное прикосновение прижалось к сознанию, ища доступ. Люсьен. Он усилил щиты, отказывая.

Пальцы сжали плечо.

— Как, черт возьми, ты сделал это? — голос Вона, низкий и напряженный, звучал встревоженно.

Данте открыл глаза. Колючий букет с черными цветами качался в каменной хватке ангела, будто поймав легкий ветерок. Или двигаясь сам по себе, танцуя под песню, прикрепленную к сердцу каждого темного цветка.

— Черт. — Он сделал все неправильно. Боль пульсировала. — Это не то, что я хотел.

— Хотел или нет, — сказал Вон, — это дар не создания ночи, по крайней мере, я о таком не слышал. Скорее всего, он перешел по линии отца.

— Ага, я тоже так думаю.

Вон мягко повернул Данте.

— Как твоя голова? — спросил он.

Данте пожал плечами и вытер нос тыльной стороной ладони. Кровь размазалась по коже.

— Все хорошо.

Сняв солнцезащитные очки, бродяга приподнял бровь и посмотрел на него с подозрением.

— Угу, — сказал он и снова надел очки.

Данте взглянул на каменного ангела и полуночный танец цветов в его руке.