Фары грузовика освещают Бронли, когда тот поворачивается к нему лицом.
Что-то внутри Катерины кричало ему убраться с шоссе и с пути фуры — что-то неизвестное, и это ее тревожило.
Бронли не пытался выкрутиться, не пытался договориться, даже ради безопасности маленькой улыбающейся девочки на качелях. И хотя это означало, что он, скорее всего, уже выбросил или продал диск, это не объясняло его последних действий.
Когда Катерина вырулила Charger с темного шоссе на въезд на автомагистраль I-15 и нажала на газ, вопрос: «Почему?» продолжал крутиться в ее голове. « Почему ?» — не было частью ее работы. Не включалось в ее словарный запас. И с этим никогда не возникало проблем.
До сих пор.
Она могла поклясться, что видела черты лица Бронли, когда тот отвернулся от фуры.
Руки Катерины сжались на руле. Она пыталась сфокусироваться на дороге и на белых полосах, что размывались по сторонам. «Почему?» гудело и жужжало в ее голове, как муха, попавшая в ловушку между окон. Она включила радио, и из колонок полилась кантри-музыка.
Гудение и жужжание утихло, когда она сконцентрировалась на словах песни.
Я слышу проходящего поезда свист/и в баре стакан за стаканом я пью/за тебя, Джо, мой тост так речист/из-за тебя моя жизнь на краю…
Мили неслись под колесами авто, и песня за песней проносилась сквозь мысли Катерины. Заметив голубой знак «ЗОНА ОТДЫХА», она вырулила машину на съезд с магистрали, чтобы припарковаться в дальнем конце стоянки у туалетов.
Она услышала, как мотор щелкнул и стукнул, остывая. Затем открыла окно, и в салон заструился горячий сухой воздух с запахом нагретого песка и дизельных выхлопов.
Слова ее матери звучали в голове: « Ты бродишь по двум мирам, Катерина. Опасным мирам. Никогда не забывай это. Еще ребенком ты открыла правду, которую большинство смертных никогда не узнают, — они не одни. Так что слушай свои инстинкты, cara mia. Всегда».
Катерина расстегнула ремень безопасности и взяла конверт с пассажирского сиденья. Она вытащила из него диск, затем раскрыла ноутбук. Нажала кнопку включения. И вставила диск в дисковод.
На экране появился список файлов, каждый обозначен одной буквой алфавита. Катерина прижала палец к нижней губе, изучая заголовки. Доктор Мур адресовала пакет Данте Прейжону. Что там сказал специальный агент Беннингтон в своем докладе в Вашингтоне?
Доктор Мур предупредила нас — меня и агента Гарт — что Э и С едут домой, ведомые Томасом Ронином. Но Ронин так и не показался. Только Э, С и третий — неопознанный субъект.
Э — Элрой Джордан.
Катерина кликнула на файл, обозначенный «С», и начала читать.
Новый Орлеан, кладбище Сент-Луис № 3
15 марта
— Так где этот кусок таинственной хрени? — спросил Вон.
— Около надгробия, — ответил Данте, когда они взбирались по забору запертого кладбища, оба легко перемахнули через черную решетку из кованого железа и приземлились на тропинку ниже.
— Ага, но какого надгробия?
— Барон, я думаю, — ответил Данте, сняв капюшон.
Он выбрал мощеную центральную дорожку и пошел мимо сверкающих белых склепов. Сделал глубокий вдох; в воздухе витал аромат цветущей вишни. Но под сладким запахом он уловил дуновение разложения, гниющих костей и старого, старого горя.
— Кладбища Нового Орлеана жуткие, как ад, — прокомментировал Вон.
— Не могу представить, как они выглядят в дневном свете.
— Ты никогда не приходил сюда, когда был еще смертным?
— Черт, нет, — фыркнул Вон, — жуткие, как я уже и сказал. Особенно для такого нежного цветка, как я. — Он сделал паузу, коснувшись пальцем уха. — Подожди… экстренные новости. Поправка, кажется, я не нежный цветок, — и пожал плечами. — Кто знает? Мама, должно быть, лгала.
Данте засмеялся.
— Да-а-а, с тобой будет прикольно в туре.
— Чувак, со мной везде прикольно. И нам скоро нужно ехать в аэропорт.
— Ага, ага, я знаю.
Данте читал имена на надгробиях, мимо которых проходил: ДЮФОР, ГАЛЛЬЕР, РУКЕТ, — и прислушивался к тихому ритму, который привлек его на кладбище Сент-Луис № 3. Но, увидев буквы «БА», он замер, сердцебиение участилось.
Он слышит звук собственного голоса, грубого и требовательного, слова, отдающиеся эхом в молчаливом своде собора .
Какая у нее фамилия? Женевьева?..
Данте сжал руки в кулаки, борясь с памятью, закрыл глаза, его дыхание участилось, и огонь вспыхнул в венах. Горящий рядом с сердцем. Он открыл глаза. Бледный лунный свет прошелся по толстым искривленным дубам, проливаясь на испанский мох.
Читать дальше