Розалина Будаковская - Бумажное сердце

Услышав его имя, у меня теперь только оно в голове и крутится. Люцифер, Люцифер, Люцифер – только это и повторяется. Возможно, это глупость, и так странно на меня действует его необъяснимое обаяние, но я с лёгкостью поверю, если он действительно окажется Дьяволом.

– Не верится? – с усмешкой произнёс он. – Кого же ты ожидала увидеть? Раздутого от злости красного коротышку с рогами, хвостом, копытами и огромной вилкой для барбекю? И что же он будет ей делать? Тыкать грешников? – коротко рассмеялся мужчина. – Или, наоборот, ты представляла меня как огромного, где-то под потолок, чёрного козла? В моём присутствии начнёт всё рушиться, а я непременно пришёл забрать твою душу? – заливисто рассмеялся мужчина. – И стены холодели, и сердце моё замирало от взгляда его проклятого… – поэтически протянул странный гость, прикрыв глаза.

– Типа того. – коротко рассмеялась я, поставив перед Люцифером чашку свежего кофе.

– На моей памяти таких придумщиков много. – самодовольно усмехнулся он. – Рассказать тебе историю, Мэрилин? – томно произнёс мужчина. – Составь мне компанию. Сегодня всё равно больше никто не придёт.

Не задумываясь, я послушалась и машинально направилась к кофемашине.

В голове какой-то туман. Всё кажется нереальным, каким-то совершенно незначительным и выдуманным. Один-единственный персонаж данного «сна», Люцифер, он как никто и ничто другое ощущается самым что ни на есть реальным.

Я поставила чашку капучино на стол и опустилась в кресло напротив странного гостя. Он замечательно улыбнулся и незаметно поправил запонки с чёрным блестящим камнем на манжетах бордовой рубашки.

– Я старомоден по части рассказывания историй, поэтому, милая Мэрилин, тебе придётся простить мне это. – он сделал глоток горячего кофе. – Я расскажу историю Джонатана Спеллфайра. Вижу, тебе нравятся некоторые из его книг. – Люцифер взглядом указал на стопку, которую я отложила для себя. В ней действительно были несколько произведений вышеуказанного автора, в том числе изданная совсем недавно.

Я начну с момента, когда светловолосый мальчишка даже не задумывался о карьере именитого писателя. Он был как все остальные дети: иногда капризничал, много бегал, громко кричал от радости и страха, до потемнения в глазах любил сладости и был необычайно любознательным.

Мистер Спеллфайр начал проявлять интерес к написанию различных историй ещё в школьные годы. Сидя где-нибудь в самом углу класса, пока все более-менее общительные детишки, в том числе подростки, страдающие невероятным количеством проблем с кожей и самооценкой, резвились на перемене, Джон доставал свой потрёпанный блокнот в твёрдой обложке и записывал буквально всё, что посещало его младую, впечатлительную голову.

– Именно так, просто и без какого-либо намёка на что-то невероятное, начинаются по-настоящему захватывающие истории, верно? – спросил Люцифер. На его губах играет лёгкая улыбка.

– Думаю, да. – заворожённо кивнула я.

Мистер Спеллфайр учился. Со временем он стал безошибочно и точно разделять своё творчество на то, что можно выгодно продать и показать другим, и то, что писалось исключительно «в стол», доставляя эстетическое удовольствие лишь своему создателю.

Сочинения второго типа нельзя назвать плохими, вовсе нет. Наоборот, я назвал бы их… интересными. В них и глубокие мысли, и по-взрослому мудрые решения, и нежные человеческие чувства представлены на редкость ярко, живо. Джонатан прекрасно осознавал – такое продаётся плохо. Поэтому, будущий писатель развлекал себя и читателей – коих с каждым днём становилось всё больше – написанием незамысловатых сюжетов, вертящихся вокруг пятого из семь смертных грехов – похоти.

С грамматикой – вот беда! – у Джонатана всегда наблюдались некоторые проблемы. Его нельзя назвать безнадёжным невеждой, мистер Спеллфайр не делал особенно грубых ошибок в своих рукописях, но вполне мог переделать малоизвестное ему слово на собственный лад. Юный Джонатан и сам знал о своей неграмотности, потому, ещё со времён школьной скамьи, стал завязывать полезные знакомства и тесные дружеские отношения с нужными людьми. Его друзья и приятели в большинстве своём люди, чью грамотность высоко ценили учителя и общество, знающее в этом толк.

В четырнадцать лет лицо юного Джона обезобразили всевозможные подростковые проблемы с кожей. Он ничем не отличался от сверстников в этом плане – постоянно стесняющийся своего внешнего вида, неловкий, неуклюжий, но в то же время с ярко выраженной склонностью к здоровому бунтарству. Щёки его вечно были нездорово-бледными, подбородок и крылья носа осаждали бесчисленные ярко-красные воспаления, а широкий лоб – сколько бы парень не умывался – всегда блестел, словно начищенный медный чайник.