Ксения Перова - Дар Небес

Черноволосый, уже немолодой сег Кальдо вопросительно приподнял узкие брови.

– Дроны вытаскивают из Трущоб детей, но это именно дети. Я еще не видел там ни одного молодого человека, скажем, лет двадцати. Да что там, даже подростки в Трущобах редкость. – Питер чуть подался вперед и жадно уставился на собеседника. – Куда же они деваются? Неужели там есть какой-то ритуал… не знаю… они же не приносят их в жертву и не едят, правда?

Последние слова прозвучали так жалобно, что явно шокированный ими Кальдо невольно рассмеялся. Преклонный возраст почти не сказывался на внешности сегов, но обычно они вели себя гораздо менее эмоционально, чем в юности. Не все, разумеется, но случай Кальдо был типичным – столь яркая реакция выдавала его увлеченность предметом беседы.

– Побойтесь бога, Питер, конечно, нет! – ответил он, отсмеявшись. – Вы уж скажете, так скажете! Думаю, могу открыть вам эту тайну – да и никакой тайны, по сути, нет, просто обсуждать это не принято, ну, знаете… как что-то, не делающее чести ни нам, сегам, ни эр-ланам.

– Вы меня заинтриговали! – Питер весь подобрался, втайне испытывая облегчение от того, что Кальдо не добавил что-нибудь вроде «понятно, что условия, в которых вы росли, наталкивают на подобные мысли» и т.п. Подобные фразы ужасно бесили, а выслушивать их приходилось с удручающей регулярностью.

Кальдо отпил воды из высокого бокала – в нем прыгали и танцевали розово-золотые отблески.

– Все просто. Если ребенок не попадается дронам и доживает до более-менее взрослого возраста – обычно это лет тринадцать-четырнадцать, но некоторые смельчаки стартуют и раньше – он уходит из Трущоб туда, где есть хоть какой-то шанс выжить. В Ясион.

– Впервые слышу о нем! Это город?

– Да, второй по величине после Оморона – занимает практически всю территорию бывшего Аравийского моря. Неудивительно, что вы о нем не слышали, не то чтобы эту тему замалчивают… но стараются не упоминать. И так хватает молодых и горячих голов, которые думают, что здесь все плохо, а там хорошо. Что здесь им навязывают дурацкие правила, а там будут любить, поймут, как нигде, и дадут полную свободу действий. 1 1 Оморон – основной, основная теория (японское 主論), Ясион (Айсион) – город-мать, от узбекского Ayasi – так муж называет жену, если у них есть дети (буквально ”его или ее мама”).

– Так что же там такое? – спросил Питер, сгорая от любопытства, – и тут заметил у раздвижной двери Хайлиана, тот сделал ему знак. Питер вскочил и поспешно добавил: – Только никуда не уходите, Кальдо, умоляю, не терпится услышать продолжение!

Сег снова тихонько засмеялся и кивнул, уткнувшись в свой бокал.

– Ты крадешь у меня самое вкусное, злодей, – шутливо произнес Питер, приблизившись к Хайлиану, – что случилось, кто-то умер?

Фиолетовые глаза взглянули на него так, что у Питера мгновенно пропала всякая охота смеяться.

– Нет, – тихо промолвил Хайлиан, – пока еще нет.

Мягкое сиденье флаера, казалось, обжигало Питера, он не мог заставить себя сидеть спокойно. И готов был убить создаталей летательных апппаратов за то, что они установили ограничение скорости в транспортной сети.

– Как такое могло случиться, я говорил с ним только вчера по галику и все было в порядке! – раз за разом повторял Питер, и Хайлиан отвечал, снова и снова:

– Мы совсем скоро будем на месте и все узнаем. Сильван послал тревожный сигнал настройщику, тот сейчас у него и сделает все возможное.

Питер только кивал, отвернувшись к рассекающим ночь полосам света – размытым очертаниям других флаеров.

Лечебниц или чего-то похожего в Омороне не существовало, для корректировки процессов в организме сеги пользовались специальными приборами – настройщиками, но существовали и люди с одноименной специальностью. В ведении каждого находилось несколько приборов, если состояние пациента резко ухудшалось, прибор подавал мониторящему его человеку тревожный сигнал.

Сильван носил браслет настройщика последние пять лет, не снимая, – уступил настояниям Питера после гибели Крис. Ее погребло под завалом в одном из самых древних Хранилищ, тело можно было извлечь, но Сильван и Питер отказались – Крис не пожелала бы себе лучшей могилы.

Смерть матери наполнила горечью сердце Питера, но и только. Сколько он себя помнил, Крис проводила дома лишь зимы, а весной уходила странствовать, и они никогда не были особенно близки.

А вот отец… при одной только мысли, что он может его потерять, Питер впадал в состояние, близкое к панике. Он нежно любил отца, к тому же тот оставался последним звеном, еще связывавшим его с прошлым, последним, кто помнил мир, в котором они родились и выросли – и единственным по-настоящему близким ему человеком.