Лорел Гамильтон - Раненный

— Да, неплохая, но как насчет того, чтобы с ним поговорила Анита? — предложил Натаниэль.

Мы все повернулись и посмотрели на него.

— Ты о чем? — уточнила я.

— Врачи предупреждали, что ты можешь потерять способность владеть рукой, но ты стала заниматься в зале еще усерднее прежнего, и все обошлось.

Я опустила взгляд на свою руку, словно совсем забыла об этом, потому что точно помнила о той травме, о которой говорит Натаниэль. На сгибе левой руки сплошь рубцовая ткань. С рукой все хорошо, но это худший мой шрам и один из тех, что заставил врачей говорить об инвалидности.

— Анита сама почти оборотень, — сказала Мерседес, — безо всей метафизики. Мы говорили с ней о ее способности исцеляться, она не похожа на обычного человека.

— Томас спрашивал, сможет ли он поправиться, если станет оборотнем, — сообщил Мика.

— Он слишком юн, чтобы принимать такие решения, — сказала я.

— Да, заражать лиц, не достигших восемнадцати лет, ликантропией незаконно, даже с их согласия, но Томас об этом спрашивал, и я решил, что его семья должна об этом знать, — сказал Мика.

— Я залечила разорванную руку, отнюдь не благодаря супер-исцелению вампиров или оборотней, Мерседес. На самом деле, врачи считали, что я вероятно частично потеряю ее работоспособность. В то время я исцелялась как обычный человек.

— Тогда как ты восстановилась? — спросила она.

— Физиотерапия стала моей новой религией, и я впервые по-настоящему выкладывалась в зале. Я занималась немного из-за дзюдо, но с пересадкой мышечной ткани вокруг локтя… один из докторов сказал, что это может все изменить. Физиотерапия была направлена на силу и подвижность, а силовая нагрузка помогала удержать рубцовую ткань от исцеляющихся связок и сухожилий.

— Ты просто ходячий пример нашей с Фрэнки работы и того, как она помогает людям. Фрэнки нравится работать с профессиональными спортсменами, мне тоже, но по-настоящему мне нравится помогать обычным людям стать спортивнее и здоровее, особенно после перенесенной травмы. Они как будто и не подозревали до инцидента, на что способно их тело.

— Скорее оказавшись так близко к потере контроля над своим телом, ты хочешь выжать из него по максимуму, — сказала я.

Она кивнула.

— Это логично.

— Анита может поговорить с Томасом, — сказал Мика.

— Если ты будешь рядом и поможешь мне донести мысль, — оговорила я.

— Я тоже хочу помочь, — сказал Натаниэль.

— Спасибо за моральную поддержку, — улыбнулась я.

— Дело не только в этом, Анита. Я был жертвой насилия в детстве и юности и выжил. Я знаю, что значит быть раненным, тяжело раненным, и не знать, сможет ли твое тело стать прежним.

Я даже не обо всех травмах, который Натаниэль получил до нашей встречи, знала, но мне было известно, что он сбежал из дома, став свидетелем того, как его отчим забил его брата на смерть бейсбольной битой. Когда это случилось, ему было семь, а к десяти годам он начал торговать на улицах тем единственным, что у него было — собой. Сказать, что у Натаниэля было тяжелое детство, все равно что назвать трагедию с Титаником лодочной аварией.

— В детстве ты не был ликантропом, — сказала Мерседес.

— Нет, я был человеком.

— Сколько тебе было, когда ты стал оборотнем? — спросила она.

— Восемнадцать.

Когда мы встретились, Натаниэлю было девятнадцать, всего год в шкуре верлеопарда. Я на самом деле даже не подсчитывала это в уме. Он всегда так хорошо владел собой, словно до нашей встречи провел годы практики со своим зверем. Он настолько хорошо держал себя в руках, что уже тогда занимался стриптизом и перекидывался прямо на сцене «Запретного плода», и между ним и публикой не было ничего, кроме его самоконтроля и службы безопасности клуба, хотя и та была больше для сдерживания зрителей от танцоров, нежели наоборот.

— Боже, даже двадцати не было, ты тоже был совсем мальчишкой, — выдохнула она.

— Все когда-то были детьми, Мерседес, — заметила я.

Она взглянула на меня.

— Ты была моего возраста, когда начала работать с папой. Я думала, ты гораздо старше, но на самом деле ты всего лет на восемь старше меня?

— Я на шесть лет старше Конни, так что полагаю это так.

— Мы с тобой ровесники, — сказал Натаниэль.

Она посмотрела на него.

— Не знала, что ты настолько младше Аниты, а может все дело в том, что она не выглядит на тридцать.

— На тридцать один, — поправила я.

Мика с улыбкой взял меня за руку.

— Мы с Анитой ровесники.