Марина Дечко: Дочь алхимика

Я с осторожностью посмотрела на собеседника, пытаясь угадать, что ему нужно. Нет, о своей репутации не тревожилась: госпожа Полякова хоть и на редкость вздорного нрава, но все же бросить тень на пансион не позволит. А значит, оставит пребывание маркиза в моей комнате в тайне. Быть может, уже даже попросила одну из воспитательниц укрыть вход сюда отворотными чарами. Тогда…

— Вставайте, госпожа Ершова, ваше представление было на редкость неуместным, — сурово проговорил маркиз и отошел к окну. — Чем быстрее мы разберемся с делом, тем скорее вы сможете вернуться к прежней жизни.

В голосе маркиза прозвучали фальшивые нотки, и я настороженно сглотнула.

Моя жизнь и до этого дня была малоперспективной, если подумать. Никому не нужная сирота, потерявшая мать еще в детстве, я слыла синим чулком среди идеальных воспитанниц девичьего пансиона. Отец, конечно, богат, но богатство это большей частью уходило на исследования факультета алхимии, главой которого четвертый граф Ершов числился последние два десятка лет. И даже деньги старого деда мне бы не помогли — отец разорвал связь с ним давным-давно, еще после смерти матери, позволяя навещать старика единожды за год, во время летних каникул.

Да, прежняя жизнь манила меня мало. Но вот дальше — еще хуже. Что станет со мной теперь, когда отца обвинили в измене империи?

Я осторожно села на кровати и опустила глаза на видавший виды пестрый ковер, стараясь больше не смотреть на маркиза. Помимо очевидной недружелюбности, тон его голоса все чаще уходил в раздражение, а на лице появлялось брезгливое выражение:

— Ну же, Ольга! Поверьте, я осведомлен о ваших отношениях с отцом. Вряд ли известие о гибели человека, о котором вы ничего не слышали восемь лет, могло так огорчить вас. Особенно учитывая ваши характеристики, которыми неохотно поделилась госпожа Полякова.

Пришлось пропустить мимо ушей обращение маркиза ко мне по имени: такое дозволялось либо при очень близких отношениях, либо же тогда, когда тот, кто обращался, считал собеседника фигурой не просто младше себя, но всяко незначительней, мельче.

Значит, вот какого вы обо мне мнения, Николай Георгиевич. Что ж…

Словно бы подтвердив мои мысли, маркиз подошел к окну и слегка склонил голову, позволив полуденному солнцу осветить аристократический профиль.

Я незаметно оглядела собеседника. Военный мундир глубокого морского цвета сидел безукоризненно, не позволяя ни единой морщинке изменить идеально ровной спины. Прямые брюки с безупречными стрелками сгибались над блестящими ботинками ровно на одну складку, а белоснежный ворот рубашки держался в высокой стойке. Все в облике господина Левшина было выверенным настолько, насколько вообще могло быть.

Одним вальяжным движением он прислонился плечом к оконному откосу, безжалостно смяв тяжелую бежевую портьеру, и, подняв с невысокого дубового столика увесистую папку моего личного дела, зачитал:

— «Нрав госпожи Ершовой сложный, порой доходящий до откровенной непокорности. Обладая острым умом и незаурядным образом мыслей, что, по всей видимости, унаследовано от отца, девушка крайне неуживчива». — Бровь маркиза чуть приподнялась, а угол рта изогнулся в кривоватой улыбке. Колкий взгляд, от которого я едва не съежилась, и снова: — Опустим перечисление ваших многочисленных проказ, госпожа Ершова. Боюсь, они дают представление о вас как о на редкость изобретательной особе. И это тоже, кстати, семейная черта. Вы не думали стать алхимиком, подобно отцу?

Не сумев произнести ни слова, я отрицательно покачала головой. А маркиз продолжил:

— Что ж, ввиду последних событий это и к лучшему. — Левшин отклонился от окна, с хлопком закрыв папку. — Видите ли, отравление графа было осуществлено при помощи его последней разработки, отвара на основе ливиума, и…

Комната заметно качнулась, а цветастый ковер снова пошел кругами. Но все это быстро прекратилось, едва широкие ладони его сиятельства легли на мои, снова выпустив под кожу огненные искры.

— Госпожа Ершова, — Николай Георгиевич даже не думал скрывать раздражения, слишком сильно сжимая пальцы, — в ваших же интересах пойти мне навстречу и не устраивать больше спектаклей. Вы должны понимать, что после освидетельствования трупа вас вызовут на допрос, а потом… — Неприятная пауза, и маркиз все же разжал ладони. Встал рядом, нависнув надо мной черной тенью и тут же заставив поверить, что хуже не будет. Но уже в следующий момент стало ясно — будет, потому как министр сообщил далеко не все. — Потом, возможно, — суд, где станет рассматриваться ваше дело против короны.