Дженнифер Арментраут - Аполлион

Смерть… о, Боги, я молила о смерти снова и снова в моей голове. Непрерывные просьбы к любому Богу были отброшены, потому, что боль нарезала ленты из моего здравого ума.

Но боль не уменьшалась. Она жгла. По-прежнему. Она продолжала грызть меня изнутри, я захотела открыть глаза.

Сначала я не могла сфокусироваться. Я видела туманное синее пятно, когда мое зрение прояснилось, я не понимала, что видела.

Может быть, я уже сошла с ума.

Я смотрела на небо — ярчайшее синее небо, которое я когда-нибудь видела. Как глубочайший океан воды, нетронутый и чистый. Не небо было такого цвета. Я была в кабинете Декана, где Арес… где он.

Я не могла думать об этом, я не могла ни о чем думать.

В воздухе был запах жасмина, как… как от озера в Подземном мире, где я была с Айденом.

Айден…

О, Боги, я не знала, что с ним случилось, ранил ли Арес его и Маркуса. Я не знала, где я, или как я здесь оказалась. Все, что я знала, была боль. Она была в каждой мышце, в каждой сломанной кости, поврежденном сосуде, но это… это было не совсем правдой. Была одна вещь, которую я знала.

Шнур — связь между мной и Сетом — его не было.

Не было гула. Не было гнева. Не было никакого внешнего присутствия, смешанного с моим. О, Боги, не было ничего, кроме боли.

— Александрия.

Я не знаю, почему мои глаза снова были закрыты, я силой заставила их открыться при звуке смутно знакомого голоса. Сначала, я не видела его или, вообще, что-нибудь, кроме прекрасного, нереального неба.

Тень легла на меня, затем появились очертания, заслоняя небо. Через секунду кусочки человека собрались вместе. Высокий, широкий с волосами, цвета меда на голове, у человека было лицо ангела.

О, ради любви Богов, у меня не было отдыха.

Танат.

Бог криво ухмылялся, как будто знал, о чем я думала, и мне стало интересно, если я на самом деле умерла, если это все враньё о смерти Аполлиона, потому что я смотрела на Бога мирной смерти.

Опять же, моя смерть, если это, на самом деле, было так, была чем угодно, но мирной. Он откликнулся на мои мольбы? Чтобы забрать боль?

Полегче, Танат наклонил голову на бок и приблизился ко мне.

— Ты меня слышишь?

Я попыталась открыть рот, но не смогла.

— Моргни, если слышишь, — сказал он, на удивление мягко.

Я моргнула.

— Мы, возможно, были врагами в прошлом, но сейчас я здесь не для того, чтобы навредить тебе. Я присматриваю за тобой, пока Аполлон не вернется со своим сыном Асклепием.

Аполлон? Его сын? Замешательство заполнило меня, и я попыталась вздохнуть глубже, но пожалела об этом. Боль пронзила мою грудь.

Танат хотел положить руку мне на лоб, но остановился.

— Все в порядке. Ты на Олимпе.

На Олимпе? Как, черт возьми, это может быть в порядке?

— Ну, сразу за пределами Олимпа, если технически.

Он оглянулся через плечо и мягко вздохнул.

— Как ты противостояла Аресу? Не многие смогли бы — ни один смертный, полубог, и, конечно же, даже Аполлион. Ты могла подчиниться ему. Ты избавила бы себя от такой боли.

Танат наклонился ближе, глядя на меня своими белыми глазами, которые не имели ни зрачков, ни радужки.

— Ты стояла на своем, это заслуживает уважения. Я также восхищен.

Возможно, если бы я не чувствовала, что мое тело разлетелось на миллион кусочков, я смогла бы по-настоящему оценить это заявление. Воздух, пахнущий жасмином, зашевелился, и еще две тени приблизились к тому месту, где я лежала… в траве, я молча поняла это. Я всей своей спиной чувствовала влажность, и не была до конца уверена, что это была роса вместо моей крови… или чьей-то крови. Нет. Это не могла быть чья-то еще кровь, тогда это значило бы, что Айден или Маркус…

Аполлон вошел в поле моего зрения и вместо того, чтобы показаться мне со своими жуткими глазами бога, он смотрел на меня глазами, схожими с небом над его плечом. Маленькая, почти грустная улыбка играла на его губах, мне казалось странным, что Аполлон так редко показывал настоящие эмоции.

— Не было способа исцелить тебя в мире живых. Повреждения слишком обширны, — сказал он, впервые перешёл сразу к делу.

— Я принес тебя сюда, как можно ближе к Олимпу. Весь окружающий мой дом эфир поможет Асклепию.

Я хотела спросить об Айдене и Маркусе, но когда мне, наконец, удалось открыть рот, получился только маленький всхлип.

— Не пытайся говорить, — сказал Аполлон. Он отодвинулся, освобождая место для другого бога.

— Мой сын постарается исцелить тебя.

Он криво ухмыльнулся.

— Я знаю, если бы ты могла, ты бы сказала что-то типа «сколько у тебя детей?» и мой ответ был бы «много».