Варвара Корсарова - Помощница лорда-архивариуса [СИ]

Темнело. Буквы объявления расплывались под каплями дождя. Мимо, слаженно громыхая подкованными сапогами, прошел отряд ночного патруля. На соседней улице проползла самоходная полицейская вышка. Я увидела, как ослепительно-белый луч прожектора показался среди крыш; нижняя часть вышки, похожая на гигантского стального паука, была скрыта домами, донеслись лишь глухие удары многотонных шагателей о мостовую. Взвыла и тут же захлебнулась сирена.

Пора было отправляться домой – путь до окраинного района, где я снимала крохотную комнату в мансарде доходного дома, был не близок, а улицы неспокойны. Одинокой девушке ничего не стоило попасть в руки подпольных торговцев жертвенной человечиной, поэтому не стоило бродить по вечерам без нужды.

Я сложила отяжелевшую от влаги газету, с трудом поднялась с холодной скамьи и медленно побрела по мостовой, вымощенной неровными острыми камнями. Потоки грязной воды лениво журчали, стекали в отверстия на обочинах, забранные ржавыми решетками. От решеток следовало держаться подальше. В городской канализации водилось немало отвратительных существ, и когда на улицы окраин Аэдиса приходила ночь, они выбирались на поверхность в поисках пропитания.

В наступающих сумерках я заметила, как сквозь прутья ближней решетки протянулись длинные белесые усики, за ними показалась безглазая круглая голова с мощными жвалами. Затем, беспорядочно перебирая суставчатыми ногами, наружу протиснулось длинное хитиновое тело. Оно заканчивалось мощным раздвоенным хвостом, который мог нанести человеку болезненные раны. Это была диплура – мерзкий обитатель канализаций, похожий на обыкновенную вилохвостку, но длиной в локоть. Моя квартирная хозяйка утверждала, что своими глазами видела диплуру величиной со среднюю собаку. Говорят, диплур в Темный век вывел в лаборатории маг-экспериментатор, чтобы бороться с крысами в своем подвале; теперь, спустя столетие, полчища уродливых насекомых заселили подземелья столицы и стали ее кошмаром. Они извели всех крыс в Аэдисе, и не брезговали мелкими домашними животными. В газетах появлялись заметки о том, как диплуры нападали на спящих бездомных бродяг.

Я ускорила шаг, обогнав двух муниципальных чистильщиков, которые неспешно брели к решетке. Черные балахоны и острые капюшоны придавали им жутковатый вид. Чистильщики на ходу натягивали грубые перчатки и доставали заостренные палки – к утру на них будут нанизаны десятки уродливых белесых тел. Чистильщикам платили по количеству истребленных паразитов. Я точно знала сколько – сентим за десяток. Несколько дней назад, отчаявшись найти хоть какое-то место, я почти решилась наняться на эту малопривлекательную работу, но строгий служащий в санитарной конторе выставил меня вон. Впрочем, я ни капли не расстроилась.

Улицы становились все темнее и неуютнее. Прогресс и магия еще не добрались в плохо обустроенные торговые и рабочие районы. Единственным свидетельством красоты и величия столицы, доступным всем ее жителям, были Небесные Часы, но в такую погоду холодное мерцание исполинских цифр, стрелок, шестеренок, астрологических символов и фаз небесных тел с трудом пробивалось сквозь толщу темных туч.

Каждый раз, когда неизменное марево над окраинами ненадолго расходилось, меня охватывал невольный восторг перед изумительным магическим творением, украшающим небо над Великим Аэдисом, городом Магии и Прогресса, столицей Аквилийской империи.

На заре Эры магии, двести лет назад, Астрариум – Небесные Часы – придумал придворный теург-механик Филион Кастор, а призванный демон высшего легиона воплотил его фантазию. Цена сделки была высока. Теург возвел на жертвенный алтарь сотни животных и людей. Когда я вспоминала об этом, красота призрачного небесного механизма начинала казаться мрачной и подавляющей, как будто неустанно движущиеся колоссальные шестерёнки и армиллы были готовы затянуть и безжалостно перемолоть и меня, и всех прочих жителей города.

Я брела, глядя на бледное отражение небесного сияния на мокрой мостовой, и чувствовала себя маленькой, никчемной и глубоко несчастной. Мои планы шли вкривь и вкось, будущее казалось безрадостным.

Когда я вышла из вагона и впервые ступила на шумные улицы Аэдиса три недели назад, я испытывала смесь ужаса и радости. Сердце пело в предвкушении свободы и новых открытий, но непривычная обстановка и толпы людей – быстрых, шумных, напористых – пугали до дрожи. Всю жизнь я провела в небольшом городке, в религиозной общине с простым, однообразным укладом; попав в столицу, я чувствовала себя как потерянный щенок, который сдуру выскочил на оживленную дорогу и оцепенел от страха под мчащимися вокруг него колесами и копытами. Два дня я просидела в неуютной комнате, которую мне сдала дальняя родственница, и боялась высунуть нос на улицу.