Елена Кисель: Сердце Крона [СИ]

− Приветик, − сказала она, напряженно зря в книгу. – Что это ты рано и без лица?

− Дома оставила. Игнатский у себя?

Дурной вопрос остался без ответа.

Традиционно принято считать, что у светлых магов рулят делами этакие самые сильные, самые старые и самые мудрые. Не знаю. За Игнатским в жизни такого не замечала. И лет ему меньше сотни, и силой особенной не отличается (ну, правда, соплю вроде меня в пыль разотрет, но в Отделе полно магов помощнее), да и мудрости… не знаю насчет мудрости, но ни анекдотов, ни философских книг он с первого раза не понимает. Единственная его особенность – он всегда на работе. Может, поэтому его к нам и поставили?

− Так я к нему.

− Галочку в журнал, − по-прежнему не глядя на меня, сказала Галка. – Что за день сегодня?

– Очень поддерживаю, - буркнула я, ставя в журнал закорючку подписи. – А у вас что случилось-то?

− У нас − первогодки по воздуху левитацию начинают прорабатывать. Вместе с темными – знаешь, совместная практика. Миронов с пяти утра с их мастером как ненормальный носится: страховки, понимаешь, и все такое. Еще долго договориться не могли, в чьих помещениях проводить.

− Ну, и?

− Договорились в наших. Мастер темных тут полчаса разорялся, что у них с прошлого раза потолок решето напоминает. Все кричал, что вот-де не додумались о нейтральных помещениях, а из Серого Отдела не пускают, Хаоса на нас нет и все такое… я прям оглохла.

На самом-то деле я была уверена, что разборка происходила за пять коридоров, но уж такова особенность Галки. Внутреннее зрение у нее развито болезненно остро, так что расстояния ей не помеха. Ну, а слух – это уже от рождения и от любви к сплетням.

Кстати, ауру она тоже видит, причем, отрываться от книжки ей не надо. Потому сюда и посадили − вместо детектора, потому что, как я ни изворачивалась, никаких заклятий на тетради различить не могла.

− А тут еще у темных кавардак, со вчерашнего вечера бегают и орут за стенкой…

За шестью стенками, если быть точнее, но Галка таких условностей не признает.

− Так что ж им не бегать, у них там вчера юный «палильщик» объявился. Ну, стихийник по огню. Учили два года – спичку запалить не мог. Вчера сжег кабинет – между прочим, огнеупорный – и половину их левого крыла. Гормоны у него подростковые взыграли на новую инструкторшу. Внимание произвести захотелось.

− А-а, это тебя, значит, вызывали.

− Меня, но это просто потому, что по воде в Отделе даже подмастерьев не было. Ничего, залила. Только что ж они там – ночь напролет все это дело сушат?

− Да у них как будто по другому поводу. Серьезное что-то – знаешь, всю ночь как мышиная возня. Шаги тревожные, голоса… − пару секунд раздумья и потом: − Во, у Игнатского сидит один.

− Да? – я глянула на часы, недоумевая, что могло понадобиться кому-то из «стихий мести» в такой ранний час у нашего шефа. – Давно?

− С четверть часа. Дерганый такой типчик. Пообещал меня отравить.

− Что-что?

− Вообрази! Что характерно – не испепелить, не задушить, а вот отравить, и баста! Сколько лет работаю…

Я только хмыкнула – каких, мол, лет? У нас с Галкой даже статус одинаковый – ученики, до подмастерьев еще не доросли, так что оставим разговоры про опыт.

− И за что он тебя так?

− Да после шестого моего вопроса, чего это он явился с утра и лезет без приглашения, − она пролистнула страничку на планшете и пробормотала: − Странная у него аура… впервые вижу такую.

Не отрываясь от планшета, Галка потянулась за мобильником и принялась остервенело вбивать в сенсорный экран чей-то номер. Разговор со мной был окончен. Я потащилась на второй этаж, чтобы в который раз узреть вечно открытый кабинет своего прямого начальника.

Кабинет был закрыт. Оригинальность дня начала зашкаливать. Однако же взбудораженному ученику стихий законы не писаны: широким жестом рванув дверь на себя, я влетела в кабинет и предстала перед лицом своего ужасно выглядящего начальства.

Игнатский всегда выглядел ужасно. Да и как тут сподобиться выглядеть лучше, если лет тридцать назад какой-то ушлый темный колдун наложил на него заклятие Вечного Пессимизма (в отделе оно с недавних пор именовалось «готским», но вообще использовалось редко). Заклятие снять не удалось, так что теперь шеф вечно смотрелся пророком Апокалипсиса, а голос его звучал так, что хоть сейчас в гроб. Ходили, правда, слухи, что тот злосчастный темный помер от истерического приступа смеха, когда ему показали палец… ну, да слухами земля полнится.