Я практически уверена, что как минимум несколько людей снимали меня на видео в тот день, на сцене, хотя формально любое записывающее устройство запрещено в пределах лагеря.
Моё лицо все ещё время от времени показывалось в новостях — моё настоящее лицо, не аватар — а значит, я все ещё классифицировалась как террорист и враг Мирового Суда.
Так что я не знаю, кого они дурачили.
В любом случае, мне меньше всего нужно, чтобы ещё больше людей доставали меня по поводу Ревика.
12 июня, 1944.
Дневники Родерика Бирманна (также известного, как Галейт), позднее известного как президент США Дэниэл Кейн
Берлин, Германия
… Думаю, у нас наконец-то достаточно сил, чтобы оказать перманентное влияние.
Молодой Дигойз — это благословение. Я уже ловлю себя на том, что хочу дать ему больше ответственности, посмотреть, как далеко может зайти этот талант к стратегии.
Он будет моим архитектором нового мира. Среди этого расового разделения он кажется истинным участником коллективной работы. Прогрессивным деятелем.
Я так хочу доверять ему. Всем своим существом я хочу верить, что он поможет мне с моим величайшим бременем.
Этот мальчик — ключ к миру.
Не к миру в краткосрочном плане. Окончание этих войн — лишь начало, предпосылка для всего того, что должно последовать. И я не имею в виду тот тип перемирия, который подразумевает капитуляцию тех, кого никогда нельзя принуждать к мольбе или прогибам.
Я имею в виду настоящее перемирие. Которое продлится долго.
Что касается Фиграна, то он также должен сыграть свою роль. Его амбиции кажутся безграничными, но как личность он не ограничивается ими. Есть в его душе нечто, какой-то ключ к следующему шагу, окончательному исходу Смещения, который я все ещё не могу постичь.
Они все ещё не догадываются, кто они.
* * *
Поток пламени освещает тёмное пространство Барьера. Я знаю, что в реальности только что взорвалась ракета и послала вспышку пламени. Деревья падают от удара, птицы взлетают к облакам, крича от страха. Война происходит внизу, в физическом мире — то, что я вижу, действительно реально, а не просто какое-то световое шоу внутри самого Барьера.
Я вижу размытые, нечёткие света людей, отброшенных взрывом.
Я знаю, что они настоящие люди. Я знаю, что их там разрывает на куски, конечности отрываются от туловищ, шрапнель впивается в мягкую плоть и кожу.
Некоторые полностью отделяются от их тел, тут же выброшенные в тёмное небо Барьера.
Будучи все ещё закреплённой за своим телом, я наблюдаю за ними. Поначалу, когда там умерли лишь немногие, я пыталась им помочь. Теперь их слишком много.
Я все равно пытаюсь приободрить тех, кто проходит мимо меня в волнах Барьера.
Я говорю им простые вещи.
Нет, ты не можешь вернуться в своё тело. Ты не можешь силой проложить себе путь обратно в изувеченную плоть. Да, сосуд действительно сломан. Видишь? Вот оно, вон там. Это было твоим телом. Ага, я знаю, выглядит ужасно. Нет, я не Бог и не ангел. Нет, я не знаю, как связаться с твоей женой…
Заставить их слушать сложно.
Большинство бежит от меня. Их страх заставляет их резонировать с другими светами, исчезать — пуф — в других, более запутанных местах Барьера. Они не привыкли к темным облакам Барьера и меняющемуся окружению. Они не знают, что в принципе могли бы путешествовать здесь так же, как я, если бы просто расслабились.
Но они не могут расслабиться.
Некоторые, очень немногие, слушают.
Другие видящие пытаются помочь, но этот процесс приводит в уныние. Их слишком много. И для людей все это слишком в новинку.
Пытаться помочь снаружи, пока они ещё не погибли — это ещё более жалко.
За последние несколько недель я быстро научилась этому, даже с Джоном и Касс. Для некоторого из того, что теперь стало для меня обыденной реальностью, просто не существует слов. Даже если сама идея представляет для них интерес, я чувствую пропасть между их воображением и реальностью. Как и все создания, люди объясняют жизнь и смерть в тех терминах, которые они знают на данный момент.
Проблема в том, что они ничего не знают.
Мировой Суд по какой-то причине официально объявил Барьер мифологией. Они описывают наши способности как ребёнок, отрицают наши объяснения просто потому, что предпочитают свои собственные. Когда их объяснения не совпадают с реальностью, они злятся на нас или принижают этот феномен до научного эквивалента «магии». Они ищут лучшее объяснение — лучшую историю, которая объяснит то, что ранее считалось необъяснимым, но при этом не будет противоречить их изначальным предположениям.
Читать дальше