Галина Гончарова - Зеркало отчаяния [litres с оптимизированной обложкой]

Медное кольцо было выполнено в виде паутинки. Как бы намекало… Но стоит ли обращать внимание на подобные глупости?

И Найджел решительно стукнул. Раз, другой…

Дверь скрипнула и медленно отворилась. Из темного коридора пахнуло травами. А потом по стене медленно начали зажигаться огоньки. Один, второй… они как бы приглашали идти за собой.

Найджел поежился, но решил не пренебрегать приглашением. Знал, к кому шел.

Слуга, который и послужил источником «паранормальных явлений», усмехнулся в кладовке.

Много таких дураков к хозяйке приходит. Пф-ф-ф-ф!

Не так сложно потянуть за специальную ручку, открывая дверь. Да, и петли тоже не смазывать, добиваясь зловещего скрежета. И спрятаться в кладовке.

А оттуда уже поджечь тонкий шнур, который идет по медной трубе. Он-то и зажжет светильники.

Ага, магия… как же!

Но почему не нажиться на дураках?

Найджел медленно шел за огоньками и все сильнее нервничал. Проклятый коридор был темным, как задница угольщика, и клятые огоньки скорее подчеркивали тьму, чем рассеивали ее. С потолка свисало нечто…

Паутина?

Она омерзительно мимолетно прикасалась к лицу Найджела. И принц нервничал все сильнее. А потом уперся носом в занавесь. Черную, как и поло-жено.

Отдернул ее – и остолбенел.

Перед ним была большая комната. По стенам развешаны пучки остро и пряно пахнущих трав, с потолка свисало чучело совы, и еще одна сова сидела на жердочке, вделанной в стену. Но эта оказалась живой. При виде человека она несколько раз недовольно ухнула.

Горели факелы.

А посередине комнаты стоял стол, за которым сидела женщина.

Принц не смог бы описать ее фигуру. Но лицо…

О, это лицо…

Оно было бледным, словно лик самой смерти, и на нем выделялись только темно-алые губы. Кровавые, словно Лэ Стиорта только что выпила крови. И – глаза. Громадные, черные…

Черные же пряди волос спускались на плечи, скрытые под тканью черного плаща.

На фоне одежды белели только кисти рук. Тонкие, сильные, с необыкновенно длинными алыми когтями, они лениво поглаживали поверхность большого хрустального шара.

– Входи, взыскующий…

Низкий чувственный голос взрезал пространство.

Найджел дернулся и, будто против воли, сделал шаг, второй, третий… Опустился напротив женщины, вглядываясь в черные, словно ночь, глаза.

Лэ Стиорта улыбнулась.

– Я знаю, зачем ты пришел.

Как ни испуган был принц, все же он собрался с духом.

– Да неужели?

– Ты пришел за порошком, который туманит разум. Ненадолго…

– Да…

– Ты получишь его. В полнолуние.

– В полнолуние?

– Через шестнадцать дней. Ты придешь ко мне на шестнадцатый день, и я проведу для тебя ритуал.

– К-какой ритуал?

– В полнолуние, на перекрестке трех дорог, я соберу для тебя пыль, которая и станет дурманом. Ты будешь подсыпать ее избранному человеку, по щепотке в день. В еду ли, питье… можно насыпать ту же щепотку на огонь свечи и дать ему вдохнуть аромат. Так тоже сбудется… но ты должен знать, что изгнать разум проще, чем призвать его обратно. Ритуал проводится ради того, чтобы душа не улетела прочь, словно вспугнутая птица.

Найджел тряхнул головой:

– Что ж, я приду. Но если обманешь…

– Ты убьешь меня. Это бывает… уже бывало. Постарайся сделать это не слишком больно, а то потом сложно восставать…

Принц дернулся так, что чуть не свалил стол.

Лэ Стиорта рассмеялась, касаясь только что замеченного им шрама на шее.

– Мне уже отрубали голову. И даже жгли. И сажали на кол… Таких, как я, не любят. И почему?

Найджел выругался. Ведьма не обратила на это никакого внимания.

– Ты придешь на шестнадцатый день, когда солнце скроется за горизонтом, и принесешь с собой сто золотых. И я проведу для тебя ритуал. Иди, не оскверняй себя общением со мной больше необходимого.

Найджел выругался еще грязнее и вылетел за дверь.

По дороге он пару раз вписался носом в стену, но это его не остановило.

Скорее убраться из паучьего гнезда! И выпить! И побольше!

Лэ Стиорта, которая была вовсе не Стиорта и точно не имела права на шемальский титул «лэ», тихо рассмеялась.

– Какой дурак! Какой невероятный дурак!

– Не смешно ли, что это ничтожество будет нами править?

Мужчина вышел из-за тяжелой портьеры.

Окажись здесь леди Френсис, она мгновенно узнала бы своего господина. Но и Лэ смотрела на него с таким же восхищением, что и аристократка.

Да, Лэ…

Ластара Сиарошт, дочь степняка и пленницы из Грата, от рождения награжденная не только внешностью отца, но и умом матери, использовала и то и другое, насколько смогла.