— Не понимаю я, — покачала головой, крепко сжимая в ладонях кружку, уже пустую. — При чем здесь Ростих? Коли разлюбил меня Ладимир…
— Дуреха ты, Вёльма, — упрекнула Варвара. — Сама же говоришь — переменился он. Нет такой силы кроме колдовской, чтоб враз разлюбить. Ладимир твой и без того недобрый человек, а уж с Ростихом и дядькой своим, Велимиром, тех еще дел натворить может. Оттого и говорю тебе — отступись, обожди. Не то костей потом не соберешь. Сам же он тебе сказал!
Голос ее вроде и близкий, и родной, а все вдали звучит.
Как вспомню глаза его, голос, лицо равнодушное, так и упала бы на пол, кричала бы, билась о стену головой. Лишь бы понять — отчего так? За что?
— До утра пару часов подреми, Вёльма, а после… — Варвара решала, что делать. — После пойдем в Дом Предсказаний, к Всеславу. Он знает, что делать, подскажет.
Боги! Вела-вещунья, помоги! Если коснулись Ладимира злые чары, исцели его, дай сил справиться.
Не хотелось мне спать, не моглось. Да только ноги сами от усталости подкосились. Упала я на постель и заснула вмиг. И снова мне шепот слышался, снова чья-то рука на плечо легла и ласково так гладила.
Не пойду я к ней, не пойду, пусть не старается — не уговорить.
Всеслав, на которого вся моя надежда и была, только головой покачал.
— Жаль мне тебя, девонька, боги видят, как жаль. Да только права Варвара — обождать надо. Ладимир твой вернется и никуда не денется. Подожди только немного.
— Чего ждать, Всеслав? — вскочила я с места. — Если беда с ним какая, так помочь нужно, а, если чары злые, так развеять. Не могу я так сидеть… Ты коли знаешь что — не молчи!
Я с отчаянием и мольбой поглядела на заклинателя.
Всеслав не спешил с ответом, тянул чего-то. По глазам видела я, что знает да только говорить не станет.
— Сказано тебе, Вёльма, сидеть и ждать. Так и жди. А лучше готовься к битве грядущей. Твои-то беды поменьше людских будут.
— Всеслав…
— Будет, Вёльма! — прикрикнул он. — Не хочу я тебя губить, потому промолчу и слова больше о Ладимире и Ростихе не скажу.
Я обомлела.
— Всеслав, смилуйся, — прошептала, — чует мое сердце, беда случится скоро. Скажи хоть, откуда ждать ее.
— Ни слова!
Поднялся чародей, взметнулись полы одежд его, взмахнул посохом и вмиг вихрем исчез — был и нет.
Замерла я на месте. Шагу ступить не могу.
Будто темнота окутала меня. Все вижу, а двинуться не могу. Все слышу, а ответить не смею. Все знаю, а слов не свяжу.
— Лисичка? Вёльма?
Я вздрогнула, обернулась — Тишка.
Шут, чье лицо исказилось в жалостливой улыбке, стоял совсем близко. Бубенчики на цветастом колпаке тихонько и грустно позвякивали, а сам напевал что-то тихое.
— Не печалься, лисичка, — проговорил, обняв меня за плечи. — Печаль будто туман. Глаза застит, на сердце камень опускает, дышать не дает и дорогу укрывает. А как свет забрезжет, так и рассеется, уйдет…
— Да где ж уйти коли и света нет?
Шут сел передо мной на пол и грустно улыбнулся. Так, будто и не дурак княжеский вовсе передо мной, а мудрец — старик с глазами, видевшими и счастье, и горе, и жизни, и смерти.
— Сколько бы тьме и печали не длиться, а одного луча тоненького на них обеих вдоволь станет.
Захотелось мне ответить, только не нашлась. Села рядом с ним.
— Расскажи мне сказку, Тиша.
— Какую сказку тебе хочется?
— А любую, только бы конец добрый.
Шут и заговорил.
Что за слова, что за песни не помню. Знаю только, что спокойно мне стало, легко, будто уснула и сон чудесный видела.
И уж не про драккары и северное море, не про дом родной, не про Ладимира даже. Снилось мне то, чего на свете быть не может, а еще песнь дивной вещей птицы, слово ее мудрое и совет.
Или не снилось вовсе? Печаль, она глаза застит.
В годы, когда я еще дитем несмышленым была да проказить любила, матушка запирала меня в темную клеть. Сидела там после, шевельнуться боялась. Оно ведь как — двинешься неосторожно, ненароком чего заденешь, поранишься, ударишься, а то и посыпется на тебя что. Еще больше ведь после влетит.
Сидела я на полу, обхватив руками колени, чтоб теплее стало. Веки до боли смежала. И все думала, грезила, что вот явится ко мне спаситель. Да не богатырь на коне, как девчонки все мечтают, а чародей. Что взмахнет он своим посохом, взметнется ветер вихрем, сорвет треклятую дверь с петель и унесет меня далеко-далеко. Туда, где молочные реки, кисельные берега, а по ним сахарная лодья плывет.
Это уж после, как подросла, поняла, что нет такого края и нет чародеев, готовых мне на помощь кинуться. Да и вообще нет ни чудес, ни див дивных, ни счастья простого.
Читать дальше