Мари Явь - Децема 1,5

— Ты ведь один из старших мастеров, так? — прошептала я изумленно. — Но что ты…

Если судить по его внешнему виду, он спасался от какой-то чудовищной силы в пустыне и забрел сюда так не вовремя.

И теперь, умирая, он намеревался передать свою власть первому встречному, главное, чтобы тот был мужского пола.

— Любого…

— Ничего не выйдет, — покачала головой я, демонстрируя клеймо на левом запястье. — Сегодня мой день рождения, старик. Ты же понимаешь, что это значит?

Он, конечно, понимал. Его глаза готовы были меня испепелить, они жгли беспощаднее солнца.

— Ты… ты… будь все проклято, — он собрался с силами, стаскивая со своего костлявого, узловатого пальца гербовое кольцо. — Если бы мы могли… выбирать… если бы у меня был выбор…

Да, ни я, ни он не выбирали это место. Я — для рождения, он — для смерти. И все же мы тут, сверлим друг друга ненавидящими взглядами. Ненавидящими ситуацию.

Вероятно, прочитав на моем лице желание убраться подальше и не присутствовать при его кончине, старик удивительно четко заявил:

— Они придут за тобой. В любом случае. Тебе не отвертеться.

Его угроза долгое время оставалась для меня лишь замысловатой загадкой.

— Возможно, уже сейчас они подходят к этому дрянному городу… — продолжил сипло дед, держа в дрожащих пальцах кольцо. — И когда они окажутся здесь, то перевернут все вверх дном, чтобы найти то, что было у них отобрано.

— Кольцо? Какого рожна надо было красть кольцо…

— Саблю, дура… — его морщинистое лицо искривилось гримасой муки. — Это оружие — символ их свободы и самостоятельности. Я должен принести его… моему господину.

— Ты хочешь доверить это дело мне? — догадалась я, скашивая глаза в сторону лакированных ножен. — Не думай, что я согласна, но все же… как зовут твоего господина?

— Его зовут Иберией, — процедил старик, забавляясь моей реакцией. — И в этот самый момент, я… я объявляю тебя своим преемником… следующим… — слова давались ему через силу, и дело не только в ранении, — объявляю следующим старейшиной… и повелеваю занять мое место в избранном круге нашего повелителя.

— Иди ты к дьяволу… — прошипела я, поднимаясь на ноги и желая убраться, как можно дальше от этого безумца.

— Забери это кольцо и саблю и отправляйся немедленно в Таврос, — твердо продолжил он, удерживая меня взглядом на месте. — И передай Иберии… передай ему, что никто не выжил. Но я… сделал свой выбор.

— Погоди! Что это все значит?! Чья… кому принадлежит эта сабля?

Растянув обескровленные, тонкие губы в насмешливой ухмылке, старик прошептал:

— Паймону.

— Что? Это должно мне о чем-то говорить? Кто он такой, а? — взволнованно сыпала вопросами я.

— Лучше тебе исполнить мою последнюю волю, девчонка, потому что… — последние жизненные силы он потратил на то, чтобы, держа глаза открытыми, озвучить свою угрозу: — пусть Предвечный станет свидетелем: моя тень будет преследовать тебя куда беспощаднее, чем Децема и Нойран вместе взятые. Главной твоей проблемой в случае отказа будет мой гнев, а не Паймон или Иберия. Ты доставишь эту саблю в Таврос вместе с этим самым кольцом и моими последними словами. Ты сделаешь это, иначе клянусь…

Кровь подступила к его горлу, обрывая поток яростных заверений. Его глаза закатились, а тело содрогнулось в конвульсии. Из ослабевших пальцев старейшины выпало кольцо, прикатившись к моим ногам.

Отступив от мертвеца на шаг, я еще долго вглядывалась в его стремительно бледнеющее лицо. Словно не веря, что все могло так закончиться. Он не мог здесь умереть на самом деле, обременив меня своим долгом.

Растерянная и немало напуганная я бросилась к своему дому. Наверное, это был первый раз, когда я рассматривала его, как надежное убежище. Казалось, для того, чтобы оставить в прошлом старика с его нелепым приказом достаточно просто переступить родной порог. Но оказалось, что с некоторых пор этого недостаточно. Оказалось, что тот загадочный старик был не единственным, кто покинул наш мир в первый день месяца искупления. Компанию ему составила моя несчастная мать.

Я не могла его обвинять. Старик просто не желал умирать с осознанием, что его смерть и смерть его подчиненных были напрасными. Если это пресловутое оружие не попадет в руки Иберии, можно считать, что они отдали свои жизни за так.

В то же время проклятый старейшина вынудил меня взять этот почти непосильный груз ответственности и нести его на себе долгие недели до самого Тавроса. Вынудил покинуть дом. Скитаться, голодать и находиться в постоянном напряжении. Страхе. Я и окружающий мир поменялись местами: раньше боялись исключительно меня. А еще раньше я была не такой одинокой. Со смертью матери, пусть и не самой лучшей, в душе стало совершенно пусто и так холодно.