Мари Явь - Теория Хайма

— Суета-суета. — С деланным волнением огляделся молодой парень, чинно шествуя по душным каменным коридорам своего замка. Семенящая рядом экономка — плотно сбитая чернявая женщина преклонных лет — в очередной раз вздохнула, просматривая огромный список, зажатый в руке. — Так на чем мы остановились?

— Цветы в комнату леди Адель. — Проговорила Грета, вертя меж пальцами длинный угольный стержень, отчего все ее ладони уже давно были выпачканы сажей, а на желтоватых краях списка чернели отпечатки. — Господин не определился между лилиями, тюльпанами, ландышами или же розами.

— Розы — банально. Лилии — слишком вычурно и громко… я к тому, что сей цветок — символ чистоты, не соотносится с этой стервой. — Молодой господин задумался, чеканя шаг. Его беглый пронзительно-голубой взгляд осматривал работу сотен слуг, которые мыли, скоблили и оттирали коридоры и комнаты дворца, готовясь к ежегодному празднеству. — Тюльпаны — слишком просто, а ландыши — мелко. Возможно яблоня? Ветки яблони… я знаю, у нас отличные флористы, они все сделают как следует…

— Конечно, если господин хочет выказать леди симпатию и предпочтение. — Пробормотала женщина, что-то торопливо записывая на полях.

— Притормози. Я эту ведьму терпеть не могу. — Резко остановился парень, оборачиваясь, отчего копна светлых волос взметнулась вверх. — И с чего ты…

— Язык цветов, господин. — Почтительно кивнула Грета.

— Черт бы побрал этих «леди». — Проворчал парень, продолжая путь. — Симпатия и предпочтение, чтоб их. А что насчет камелии?

— Тонкий намек на превосходство, господин.

— То что нужно. — Хитро ухмыльнулся он. — Красные. В каждом углу.

Экономка поспешила за своим хозяином, нежно по-матерински улыбаясь шалости юнца.

— О вас будут говорить в столице вплоть до следующего года.

— Надеюсь. А что с цветом зала?

— Господин остановился на контрасте белого и черного в этом году.

— Что ж… белый и черный… белый и черный. Вы выслали приглашение всем?

— Все пять сотен приглашений разосланы.

— А сколько ответили?

— Столько же, господин.

— Чудесно. — Внезапная остановка властителя замка, заставила и служанку замереть. — А что Реиган? В его комнату нужно много свеч. Если он не сражается, значит он читает. У меня людей мало, так что пусть лучше книги…

— Насчет этого, милитиам. — Тихо начала служка, постукивая угольным стержнем по плотной бумаге. — День назад прилетел ворон…

— И слышать не хочу. — Рявкнул парень, оскаливаясь. Яркий демонический блеск зажег синеву глаз.

— Ваш брат не приедет. — Все же решилась Грета, стараясь сдержать дрожь голоса, которая бы выдала ее волнение и откровенный страх. Сколько уже она служила своему господину и до сих пор малейшее движение его гнева взывает к такой примитивной всеохватной эмоции.

— Спорю, он даже письмо не сам писал.

— Печать верховного принцепса. — Согласилась с неохотой Грета. — Ваш брат занят, мой господин…

— К черту. Он всегда занят. Он и в половину не занят так, как я! — И хотя тон напоминал причитания капризного ребенка, от этого молодой господин не казался менее устрашающим. — Чертовы цветы, свечи, меню, слуги…

— Ваш брат охраняет границы Вашей империи, милитиам. Там, где не выживает никто, где только холод и мрак, где вечная опасность и смерть для бессмертных…

— Оставь. Я этого наслушался и в детстве. — Парень выхватил свиток из рук экономки, бегло просматривая. — Это моя свадьба, чтоб его. А это не каждый день бывает.

— Но каждый год. — Не сдержала улыбки Грета.

— Это мой гейс, мое обещание. Не самое худшее, конечно. — Он вернул ей список, проходя к широкому окну, идущему от пола до пятиметрового потолка. — Выделите комнату внизу. Свечи, Грета. Много свечей. И оставьте свободными еще пару комнат рядом. Спорю, он привезет с собой еще и парочку своих животных. И нужно что-то делать с этой жарой…

Зоркие девичьи глаза всматривались в темноту, бушевавшую за окном. Шторм был в самом разгаре, ночь накрыла океан и прибрежный город, лишая всякой надежды разглядеть в этом хаосе и темноте долгожданную фигуру.

— Надо огня добавить. — Пробормотала мать, доставая из сундука, в котором хранилось дочкино приданое — то есть все самое ценное в семье — очередную засаленную свечу.

Дочь — только достигшая совершеннолетия — шестнадцатилетняя Аиша, молча смотрела на то, как мать зажигает фитиль, ставя огонек, который должен был стать для отца маяком, у окна. — Почему так долго…