Екатерина Федорова - Свадьба Берсерка

— Пусть живет, — буркнул он.

Подумал — осталась, да и пусть себе. Он даже вдов хирдманов Ольвдана, которым некуда идти, не тронул, оставив их в женском доме.

Сванхильд вздохнула, словно решаясь на что-то.

— Ты найдешь того, кто это сделал?

— Я даже не стану искать, — резко ответил Харальд. — Сванхильд, ты многого обо мне не знаешь. Я стал ярлом не потому, что родичи подарили мне драккар с хирдом, когда настало время. Я стал им, потому что всегда поступал так, как положено поступать воину. Твоя сестра рабыня, за ее бесчестье не положен даже вергельд. А устраивать хольмганг ради рабыни, которая мне самому как женщина не нужна, я не буду. Это станет уроком для всех баб, которые живут здесь, в женском доме. Пусть не крутятся там, где полно незнакомых мужиков.

Он расстегнул пряжку плаща, кинул его на спинку кровати. Объявил:

— А теперь мы поговорим о другом.

И, сгребя в сторону шитье, уселся на постель. Махнул рукой, подзывая к себе Сванхильд.

Она подошла, но не сразу. Харальд подтащил ее поближе, поставил между своих расставленных ног. Прихватил за бедра чуть выше колен.

Подумал — выдержит то, что он ей скажет, или нет?

— Ты теперь моя невеста, Сванхильд, — негромко заявил Харальд. — И скоро станешь моей женой. Я не знаю, как живут в твоих краях, но у нас свои обычаи. Я не только ярл, я еще и воин. Такой же, как все воины моего хирда. Один из них.

Робкое тепло бедер под скользким шелком ласкало ладони. Звало, манило…

— Жена ярла, — громко сказал он. — Присматривает за женским домом. Я могу поставить охрану к дверям, но я не буду утирать сопли бабам, что тут живут. Не буду разрешать или запрещать им что-то — это не моя забота.

Харальд помолчал, решаясь. Погладил девчонкины ноги, потянувшись чуть выше. Синие глаза прятались в тени, укрывавшей все лицо. Пряди волос, падавшие с плеч двумя крыльями, были так близко…

Он сам приказал, чтобы ее научили языку. Рано или поздно Сванхильд узнает все. И лучше, если это случится сейчас, пока глаза у нее все еще светятся от счастья — после известия о свадьбе.

— Когда мои воины взяли эту крепость, они, как положено, получили один день на потеху. И потешились со всеми бабами, что тут живут. Таких потоптанных баб, как твоя сестра, здесь целый женский дом. Только нескольких не тронули.

Сванхильд судорожно вздохнула. Ладони опущенных рук сжались в кулаки.

— Я не хвалюсь этим, — спокойно сказал Харальд. — Но я сделал тебя свободной женщиной Нартвегра. И ты должна понять — у нас свои правила и свои обычаи. Я стал ярлом, опираясь на простых воинов. Я сам вышел из них.

Она все молчала и молчала — только грудь поднималась от частого дыхания. Пряди волос подрагивали. Рядом, близко…

— Ты знаешь, что я и сам зверь, — выдохнул Харальд. — Ты смотрела мне в лицо — вернее, в морду. Я поступал хуже, чем мои воины. Я убивал. Мои рабыни мучились больше, чем здешние бабы. И умирали.

Мир рушился.

Здесь было столько баб. И все они, подумала Забава, перенесли то же, что и Красава.

Нет, поправилась она тут же. Красаву все-таки не тронули. А этих — толпой. И сделали это воины Харальда. С его, выходит, разрешения…

Живот свело от тошнотворного холода.

Бабка Маленя, переведя последние слова ярла, застыла в углу опочиваленки, боясь шевельнуться.

Лицо Харальда было неподвижным. Серебряные глаза сияли — и сейчас он показался Забаве похожим на то чудище, каким обернулся позапрошлой ночью, после пира. Вот только кожа не светилась…

Смог бы он тогда, вдруг мелькнула у нее мысль, обернуться в человека, не будь ее? Спросить бы, да не хотелось, чтобы бабка слышала про такое. Про него и так не по-доброму говорят.

Харальд ждал, и руки его крепкой хваткой держали ее ноги чуть выше колен. Горячие сквозь шелк.

И Забаве вдруг припомнилось — стена с оружием в его опочивальне, там, в том доме, где он жил прежде. Над кроватью, только руку протяни, и бери. То, как Харальд ей пальцы на рукояти кинжала складывал, показывая, как на него замахнуться…

Она сделала такой глубокий вздох, что голова закружилась. Спросила:

— Ты хотел, чтобы одна из твоих баб тебя убила? Поэтому мечи над кроватью держал?

Испуганное бормотание бабки, его ответ, и снова бормотание.

— Они в Нартвегре верят, что судьбу плетут норны, три богини судьбы. И у каждого своя нить. Он не хотел смерти от руки женщины. Но и не прятался от своей судьбы.

И ни у одной не хватило духа его убить, пока спит, подумала Забава.