Екатерина Федорова - Свадьба Берсерка

Хотя может, он успел бы проснуться? Или успевал всякий раз…

Она облизнула пересохшие губы. Попросила голосом, который даже ей самой показался жалким:

— Спроси, бабушка — после того, как он со мной… после того, как я его рабыней стала, он кого-нибудь убивал?

— Только мужиков, дитятко, — прошелестела Маленя, дождавшись ответа Харальда. — После тебя он баб уже не трогал.

— Вот пусть и дальше так будет, — выдохнула Забава.

Серебряные глаза напряженно сияли. Она помедлила, спросила:

— А мою судьбы тоже спряли норны?

Руки Харальда ожили, дотянулись до ее талии. Ладони сошлись на ней крепким обручем.

— Он говорит, ты волоконце в его нити. Но без тебя это будет уже не судьба, а проклятие.

Харальд вдруг что-то хрипло сказал, и бабка торопливо похромала к выходу.

Он меня обыграл, признала Рагнхильд, едва успевшая отступить от дверного косяка, когда старая рабыня вышла. Хорошо, что та ковыляла — и скрип половиц предупредил о ее появлении.

А могло бы получиться неплохо — сначала девка узнает, что случилось с сестрой. Расстраивается, хмурится на Харальда.

Тот мог даже начать поиски виновного, хотя ему сейчас не до этого. Что не добавило бы ему любви к девке, совсем наоборот.

Потом темноволосая разболтала бы об участи сестер Рагнхильд, которыми попользовалось все войско ярла. И пожаловалась, что Харальд ее убьет, как только ему донесут о ее словах — здесь, в женском доме, полно ушей…

После чего Рагнхильд прирезала бы темноволосую, обрубив все концы. А девка подумала бы на Харальда. Решив, что он все-таки дознался и приказал убить ее сестру. За то, что проболталась, рассказала…

Но теперь смысла в этом нет.

Надо идти дальше, решила Рагнхильд.

Идя к себе, она с тоской вспоминала слова Харальда. Он даже этот разговор со своей девкой провел, как битву. И выиграл ее, как всегда.

Ты волоконце в моей нити, крутилось у Рагнхильд в уме. Но без тебя это будет уже не судьба, а проклятье…

Белая Лань с ненавистью прикусила губу. И переступила порог своей опочивальни. Сейчас Харальд будет ласкать свою девку. А к ней сегодня ночью наверняка наведается Убби.

Когда старуха вышла, Сванхильд так и осталась стоять меж его расставленных колен. Замерла неподвижно, думая о чем-то.

И смотрела на него сверху вниз. Правда, дышала уже не так часто. Понемногу успокаивалась?

Харальд тоже не двигался, решив — какие бы мысли не крутились у нее в голове, пусть додумает их до конца. Скосил глаза на ладони девчонки.

Все еще сжаты в кулачки, смешные по сравнению с его кулаками.

Ты ведь меня уже простила, подумал он, снова переводя взгляд на лицо Сванхильд. Раз уж сказала — пусть и дальше так будет…

Она вдруг двинулась, выкручиваясь из его рук и пытаясь шагнуть назад.

Харальд разжал пальцы, позволив ей высвободиться. Следом встал сам, решив, что уйдет, поскольку девчонка, похоже, этого хочет. Переночует сегодня в своих покоях, где уже поменяли половицы. Заодно посмотрит, не опасно ли там, не потревожит ли что-нибудь его сон.

Но завтра будет последняя ночь перед походом. Ее он не уступит. Сванхильд придется принять его.

Девчонка, вывернувшись из его рук, в несколько шагов подошла к бревенчатому простенку, отделявшему ее опочиваленку от соседней. Встала рядом, повернувшись к нему.

Харальд уже потянулся к своему плащу, когда она сказала — на его родном наречии:

— Я.

И прижала одну руку к груди.

Он кивнул, давая понять, что слушает.

Сванхильд отняла ладонь, прикоснулась к бревнам простенка. Сказала, серьезно глядя, опять на его языке:

— Дом, — добавила уже вопросительно, вскидывая брови: — Приказываю?

Харальд прищурился, соображая. Хочет распоряжаться тут, в женском доме?

Ну да, он ведь сам ей сказал, что за женским домом присматривает жена ярла. А она почти его жена — без двенадцати дней.

— Приказывай, — с ухмылкой позволил он.

И подумал — жаль, не увижу, что будет, если девчонка вдруг схлестнется с Рагнхильд. Та наверняка заправляет сейчас всем в женском доме. Как невеста Убби, как самая решительная, умная…

И способная на убийство.

Мысль пришла неожиданно. Харальд нахмурился. Конечно, Рагнхильд не посмеет сделать что-то, помня о своих сестрах.

И все же. В ней течет кровь конунгов, в ее роду были одни воины. Ему ли не знать, на что способен человек с такой кровью — после вспышки ярости, в приступе гнева…

Сванхильд вдруг метнулась от простенка к кровати. Обошла его по кругу, собрала шитье, валявшееся на постели, перенесла на сундук.