Сумеречный Эльф: Я твой ужас и страх

Но Валерия вспоминала этого человека, это существо — он, кажется, проглядывал так или иначе во всех ее снах; во всех кошмарах, что всплывали в памяти, обрисовывалась едва заметная тень, его силуэт с торчащими кверху черными жесткими, как оперение стрелы, волосами. Не запомнить сложно, не то, что ее. С ее внешностью только в шпионы: серые глаза, русые волосы, средний рост. И сказать-то больше нечего, глянут — и забудут. Так говорил отец, считая дочь не особо красивой. Его слова ранили… Со всех сторон лишь раны, вечный расстрел слишком меткими замечаниями. Не сбежать, не забыть, даже на краю света не выбраться из темницы собственного разума. Даже смешно бояться.

Король Кошмаров тем временем хмурился. Вокруг Валерии нарастали вихри черного песка, но она только вздохнула, глядя прямо на него:

— Ты ведь приходил уже ко мне в обитель моей безысходности. Теперь можно и поговорить.

Черный песок отступил, но плотно окутывал туманом всю комнату. Король кошмаров скрестил руки, высокомерно протянул:

— Я пришел не говорить, а наслаждаться зрелищем твоего ужаса.

Бугимен вновь оскалился, отчего острые мелкие клыки ярче прежнего блеснули в непроглядной темноте. Не такое уж страшное зрелище, особенно, если не забывать, что это сон. Видала она хотя бы по телевизору, по той самой проклятой плазме, куда более жуткие картины, и не выдумок из фильмов, а простые выпуски новостей. От них все ночные кошмары представали скучноватой смазанной кинолентой, забытой в каморке монтажера.

— Приятного просмотра, — ледяным тоном отрезала Валерия, уставившись в сторону на обломки сломанного мольберта. Вот они — сгоревшие крылья мечты, останки Икара среди пены буйных волн. Сердце сжималось бесконечной тоской, злостью. Почему у кого-то все иначе? Почему кто-то имеет право и на счастье, и на любовь? А она — лишь тень из тех теней, которая однажды прекратит свой земной путь, чтобы уйти в никуда, потому что рая для утопленников вечного уныния не полагается.

— Шути, шути, пока можешь, — Бугимен насмешливо поиграл подвижными пальцами, вскидывая руки, через миг лицо его наполнилось коварством грядущей угрозы, он приближался, наступал, шипя: — Но это недолго. Страх сковывает, ты не можешь противостоять ему.

С каждым его шагом тело Валерии буквально набухало от тяжести сковывающего ужаса. Впрочем, ничего нового она не испытала. Ничего такого, что не следовало бы за ней каждый миг ее жизни, особенно, в этот день.

— Я не противостою, — помертвелыми бескровными губами шептала она. — Я испытываю страх, я внутри бездны ужаса, но мне все равно, — по щекам стекли две влажные капли, вызвав новый озноб, точно превратились в две льдинки, но все воспринималось отрешенно. — Дрожит тело, катятся слезы из глаз, это тоже тело. — Девушка отрешенно качалась из стороны в сторону. — Тело чего-то боится, а мне все равно. И все равно, что это тело не желает двигаться, скованное страхом. Пусть не двигается. Ему некуда двигаться и не за чем.

Она умолкла, точно последний луч скрывшегося среди туч зимнего солнца, искусанного, отравленного. Темные фигуры призрачных лошадей все больше таяли, отчего Бугимен ощутимо разозлился. Он кинулся вперед, нависая над Валерией, расставляя руки, точно крылья гигантской летучей мыши. Он шипел своим мягким высоким голосом:

— Думаешь, тогда я не властен над тобой?

— Отчего же? Властвуй, — отозвалась Валерия, почти тем же тоном, что недавно ее мать, которая просила уйти с глаз долой. — А я погляжу. Я слишком глубоко в омуте мыслей и памяти, чтобы как-то иначе воспринимать, происходящее со мной.

Голова и правда болела, от усталости и стресса она буквально наливалась свинцовой тяжестью, давила на открытые глаза. Или закрытые? Сон или не сон все-таки?

Однако Король Кошмаров вплотную приблизился к ней, мерцая горящими медными глазами. Он тянул к ней крючковатые пальцы, от него исходил холод, тянуло запахом пепла и ржавчины, кажется. Валерия закрывала глаза, качаясь из стороны в сторону от томящего отчаяния, которое пропитало ее душу насквозь. Все-таки сон, потому что Королю Кошмаров не удалось дотронуться до нее. Или просто они принадлежали к разным мирам.

— Что придумаешь? — вскидывая брови, поинтересовалась с сарказмом Валерия. — Озноб, заломленные пальцы? Видения, что сводят с ума? Ах да, ты отравляешь сны. Но у меня нет добрых снов. — Она только теперь заметила, что сгусток черного песка неотрывно кружится вокруг нее самой, вокруг головы, словно концентрат всех ее дурных мыслей и видений. — Кому как ни тебе знать значения снов… Что там отравлять? Может, расскажешь?