Кира Измайлова - С волками жить... [СИ]

Голова у нее была повязана опять же по-деревенски, но не по-здешнему. Здесь девушки любили выпустить из-под платка длинные косы, а тут… даже волоска не выбивается. Хотя чему там выбиваться-то?

— Зачем смотришь? — спросила она.

— Сравниваю, — честно ответил Айлан. — Здесь не так голову покрывают.

— Я знаю. Но мы не здешние, всем известно. А если ты про косы… отрезала. У нас так положено, когда горюешь по близкому.

— Ошейник сними и спрячь, — посоветовал он, попытавшись перехватить взгляд светло-карих глаз, но не преуспев в этом. — Хотя… Все равно могут заметить, что показываешься или ты, или собака.

— Собака дом сторожит… А почему ты решил, что я покажусь? — встрепенулась девушка.

— А жить чем будешь? Одной охотой?

— Припасы есть…

— Надолго хватит?

— Мне одной, может, на полгода. С охотой точно не пропаду.

— А одежда? Ты еще… — Айлан присмотрелся. — Сколько тебе лет?

— У нас считают вёснами.

— Неважно! Вёсен сколько?

— Шестнадцать полных.

— Ну так ты еще вырастешь. Если не вверх, то вширь. Только не говори, что Тан запас материю, а ты шить умеешь!

— Умею. Заплатку поставить, шов сделать… А так вот, — она расправила юбку, — тоже могу, но плохо. Мама не успела научить.

— Значит, когда-нибудь тебе придется пойти вниз, в деревню, и купить что-то, — зачем он убеждает девушку, Айлан и сам не знал. Особенно с учетом ее настоящей природы… Пусти оборотня в деревню! — Ай… да у тебя же и купить не на что…

— Я настреляю зверей и выделаю шкуры, — сощурилась она, не поддалась, не сказала, что у отца есть зарытая кубышка, — и в них не будет дырок, какие ты понаделал из своего ружья. Только прежде папа продавал. Но ты прав, теперь мне придется самой.

— Тебе дадут меньшую цену, чем ему.

— Это почему?

— Потому, что ты девушка, потому, что одна, некому за тебя вступиться. А еще… — Айлан осекся.

В деревне хватит дурных голов — заберутся на гору, чтобы проведать странную девицу, а чем это кончится…

— Папа предупредил, что так может случиться, — сказала она.

Клацнул затвор, и в лицо Айлану уставились два ружейных дула. Где… Как… Как она спрятала двустволку?! И ведь держит легко, словно у нее не руки-веточки, а здоровенные ручищи, как у него самого…

— Тебя я не убью, — спокойно сказала девушка и опустила ружье. — Но только потому, что ты прикончил того самого и помог достойно похоронить папу. Похоронить я сумела бы сама, а убить того…

Она вдруг съежилась на скамье, но тут же распрямилась.

— Откуда ты там взялся?

Айлан поежился — взгляд у нее был не хуже, чем те дула. Те черные, правда, а глаза у девушки — светло-карие, почти желтые.

— Я Айлан, — додумался он сказать. — А ты?

— Отец звал Лютой. Так откуда ты появился? Да еще вовремя…

— Наняли.

В общем, больше ничего и не скажешь, но под немигающим взглядом Люты он рассказал, что знал. Всего ничего: сказали — где-то в этих местах, то ли за перевалом, то ли возле промышляет волк-оборотень. Не то чтобы их тут не знали и чересчур боялись, охотников-то хватало. Но именно этот — особенный. Огромный, силы такой, что может унести теленка, не то что овцу или козу, а еще совершенно бесстрашный.

— И ты пошел искать?

— Конечно. Мне вперед немного заплатили, а какая разница, обычных оборотней стрелять или такого? Я подумал — вдруг вожак? Тогда стая разбежится, полегче станет…

— У них не бывает вожаков. Оборотни все одиночки… если только пара не сойдется, но это… — Люта развела руками, но Айлан понял.

Какая там любовь, если назавтра надо разбегаться по деревушкам и крохотным селениям и молить всех богов, чтобы не заметили…

— А как же этот? Черный?

— Он пришел откуда-то издалека, так я поняла по его песням. Зачем — не знаю. Почему — тем более. Может, прогнали, может, луна позвала…

Люта надолго замолчала.

— Ты сама-то… как? — выговорил наконец Айлан.

— Так вышло… — она опустила голову.

— Скажи! Я же чужой, я уйду и…

— А откуда я знаю, что ты завтра в деревне всем не растреплешь, кто я такая? — неожиданно ответила Люта, и ему показалось, будто у нее на загривке встопорщилась шерсть.

— За чем бы мне?

— Да ни за чем. Выпьешь — слова сами потекут, — явно повторила она чужие слова.

— Не пью я. Местное — никогда не пью, — поправился Айлан и показал фляжку. — Вот это все, что при мне. Глотнул, да, но…

— А раз так, ни к чему тебе знать, что и как, — отрезала Люта и встала. — Уходи.

— Что, прямо сейчас?

— Утром уходи. Шкуру забери — хочешь, продай, хочешь, себе возьми. Не нужна мне во дворе эта падаль!