Кира Измайлова - С волками жить... [СИ]

Он бережно окутал тело Тана несколькими витками темно-синей ткани, опустил его в яму. Люта за ремень приволокла двустволку и хотела бросить вниз, но Айлан перехватил ружье за цевье.

— Ты чего это! Такое — в могилу! Нет уж, пусть служит во славу хозяина на этом свете… То есть я отдал бы его дочке покойного, — добавил он, видя оскаленные зубы, — если бы она хоть показалась. Но вряд ли она им пользоваться умеет. И отдачей ее снесет… вон в те кусты!

«Умею! Не снесет!» — Люта могла только рычать и крепче цепляться за ремень, но Айлан уступил.

— Пускай ржавеет, мое какое дело, — мрачно сказал он, когда она утащила двустволку в укромное место, и принялся закапывать яму. — Ну… покойся с миром, добрый человек, а я пойду шкурой займусь. Эй, собака, покажи, где у вас там что для выделки хранится!..

Поздним вечером, когда шкура того самого повисла на распялках, Люта села возле свежей могилы и завыла. Айлан в доме от неожиданности разлил кипяток и то, что пытался приготовить. Хотел выругать дурную псину, но устыдился — она ли ему не помогла? Потом прислушался — не собачья и не волчья тоска сквозила в ее вое, и от этого пробирала жуть.

Она выла так всю ночь. Днем спала, не мешала Айлану заниматься чем угодно — он хоть одежду простирнул, перебрал свои припасы, решил, чего нужно прикупить в деревне. Мог бы и у покойного Тана прихватить, но посовестился — дочка-то где-то здесь, чем она проживет? Хозяйства-то никакого!

А куда запропала… Кто ее знает, может, в подполе прячется, может, в сарае, может, где-нибудь в кустах поблизости. Айлан не стал искать — подумал, что этак напугает странную девицу еще сильнее. Если они с отцом жили на отшибе и с людьми не общались, кто знает, чего этот Тан ей наговорил! Может, что все незнакомцы спят и видят, как бы ее снасильничать… Оно, конечно, и таких мерзавцев хватает, но собака на что? Неужто даже при ней девушка не рискнула бы показаться незнакомцу? Или это такая краса неземная, что даже луна померкнет пред ее ликом, а давно обезножевший старец вскочит и погонится за юной прелестницей?

Развлекая себя этими мыслями, Айлан доел свое немудрящее варево — обычно ему все равно было, чем питаться, лишь бы сытно и не отравиться, — запил водой и прислушался.

Собака по-прежнему выла. Как начала, едва луна показалась, так и не умолкала.

Разувшись и неслышно вышел на крыльцо — собака покойного сидела в головах могилы. Широкий красный ошейник с начищенными бляхами был хорошо виден даже в темноте.

Полная луна скользнула за тучи — уже не полная, немного пошла на убыль, — и Айлан вздрогнул.

— Ну почему-у-у-у-у? Зачем остави-и-и-ил? Как мне жи-и-и-ить?

Он готов был поклясться, что слышит это в вое собаки, но глаза — глаза бывалого охотника — его не обманывали.

Возле могилы сидела худая белокожая девушка с коротко остриженными волосами и выла так, что отзывались волки за болотом.

А потом она замолчала. И повернулась к нему.

Айлан снова готов был поклясться, что никогда ему не было так страшно, даже когда он стрелял в черного оборотня! Но только до тех пор, пока он не увидел красный ошейник и не сообразил, что это означает.

У девушки были человеческие глаза, заплаканные, красные, но человеческие. И еще — он сразу понял, почему дочь Тана никогда не выходит на люди. У нее был шрам через половину лица: казалось, она подмигивает и усмехается даже сейчас, с потеками слез на щеках.

— Ты так замерзнешь, — сказал он, скинул куртку и накинул ей на плечи. — Пойдем в дом. Скажешь мне, что случилось?

— Скажу. Только уже все равно. Ты убил того самого. Вон висит, — девушка покосилась на распяленную шкуру.

— Ты… обиделась, что это я его убил, а не Тан? — произнес Айлан первую пришедшую в голову глупость. — Так я добил. Твой отец хорошо ему шкуру попортил, утром покажу, куда именно угодил. Будь это хоть самый-пресамый оборотень, он все равно бы сдох к утру. Я просто вовремя рядом оказался.

— Почему?

И после этого короткого вопроса охотник на оборотней вдруг понял, что просто выстрелить твари в пасть — самое малое дело…

— Оденься, а потом поговорим, если хочешь, — выкрутился он, но это неожиданно помогло.

— Да, верно, папа же говорил… — сказала девушка. — Нельзя ходить раздетой, ни в коем случае нельзя. Я сейчас приду. Не убегай — найду по следу.

«Даже не сомневаюсь…» — подумал Айлан, добыл из вьюка фляжку и сделал один глоток — больше нельзя было, чтобы не потерять ясность рассудка.

Она вернулась одетой точно так же, как здешние деревенские девушки: длинная рубаха, поверх — плотная то ли тканная из лоскутов, то ли вязаная юбка длиной чуть ниже колена, шаль на плечах. Недешевая шаль, отметил Айлан, наверно, Тан баловал дочь. Хотя перед кем ей красоваться?