Марина Дечко: Ворожея

Вопросов становилось все больше, а Пламена кружилась вокруг мощей Мары. Принюхивалась, хищно ведя носом, да осторожно поднимала ноготком край посмертины.

Не ждет ли ее на те ле девкином другое, сокрытое доныне зло?

Чародейка на миг остановилась. Задумалась, прикидывая в разуме стекляшки-фрески, которых все больше не доставало. И снова опустилась к Маре.

Девка дурная, брюхатая. Село чужое. Знахарка, роды принявшая. И смерть, что искупила ее, Пламены, проклятие. Совпадение?

Уж н е та ли выжженная слышащая, что прокрашена картой в колер аспидный, знание древнее таит? И ведь молчит, старая каналья, слова не сказавши. Думает, будто бы силы в ней достанет с самой Колдуньей сойтись.

Чародейка улыбнулась. Она провела всех, кто так думал об ней. Мужа-спокусника, что все реже теперь вставал с ложа супружеского. Симаргла, бога старого, поверившего в девичью непорочность и чистоту. И саму смерть. Тлен...

Да и что есть сила? Раньше-то и ей казалось, будто знает она о ворожбе все, а только как отведала крови живой, так и поняла: верную силу можно получить лишь злом да обманом. Мором Струпным. Все иное - лишь крохи...

Пламена разложила кругом посмертины руны любимые - всего семь, числом шейных позвонков убиенной. И на каждой - символ, на каждой - знак...

Колдунья обошла кругом тело Мары, полоснув ножом по венам, что огибали запястья прутами крепкими. Больно? Нет, она давно забыла о боли. В душе только вот теплилось еще былое, что гнилью отдавало, да горечь во рту разливалась...

Смрадная кровь потекла на тело Мары, а Чародейка приказала коротко:

- Живую. Скорее.

Краем глаза заметила, как Рунник, что стоял в стороне, тако ж отворил жилы. Только его кровь - живая и алая - пахла не гнилью. Не тленом. Сладко-сладко, словно бы медовый кулич...

Чародейка сглотнула вязкую слюну.

Ей бы напитаться что жизнь ю этой, что сладостью силы, вот только не час пока. Ворожебник с девкой своей дурной мается. И ведь позволила-то ему сама эту блажь, да нынче жалеет. Мужик, он и есть мужик. И волю его держать надобно, а тут... Ей бы в сон к нему наведаться, напомнить о мамке с сестрами, косы плетущими в могиле, да пригрозить...

И Слуга из Копей не воротился, наказ исполняя. Огонек вот золотой погас, видно, уйдя по-за границы Лесных Земель. И теперь искать его будет трудно...

А она уж заждалась!

Кровь живая и мертвая сошлись в одном месте, и руны засветились. Вспыхнули одна за другой. И все колерами разными. А Колдунья присела подле тела Мары да принялась посмертину разматывать.

Осторожно, бережно. Словно бы дело ей до девки дурной было.

На теле - рубаха простая. И нож тканину вспаривает мгновенно, отчего та издает протяжный стон. Упругая, словно бы только оставленная. И ведь пролежала под пластом земли святой почти два десятка зим, а вот... живая. А тело девкино и вправду не тронуто тленом. Чисто и свежо, будто бы и не помирала она.

Холодна только.

Но то - ничего, Пламена холода не боится. Она берет в руки тонкий нож с резной рукоятью и начинает чертить.

Расклад, что не давал ей покоя. Символ-в-символ, не пропуская ничего...

Посеред лба покойной - Обман. И знак, вспыхнув, гаснет. Тянет щупальце-спрута к груди, где Колдунья чертит следующую литеру.

Руну- Время... Второй позвонок убиенной вспыхивает светом. Затихает, гаснет. И отправляет спрута к груди и животу. И меж холмов молочных вспыхивает двурогая руна, в которой все - и Жизнь, и Смерть. А ниже - Сила.

Руны-позвонки, не выдержав ни мощи заемной, ни таинства обряда, полыхают, и, отгорев, распадаются на полу прахом пустым. А Колдунья снова шипит.

Обряд с девкой дурной стоит ей знаков любимых, дощечек дорогих. И, верно, нужно будет снова плоть невинную искать, чтоб, загубив, руны из шеи вырвать. Это тяжко. И неудобно. Таинства нового затребует. Вот только...

В утробе Мары сворачивается клубком знак Перевертыша.

У самых ног - Обман. И от него, Обмана этого, к ногам тянутся Разнопутье с Пустотой.

Пламена садится у самого лица девки молодой и раскрывает той глаза. Роговица свежая, не покрытая дымкой белесой, и сама Чародейка на миг отшатывается: покойница словно бы жива. Да только быть такого не может. Уж если ей не удалось возв ратить тело мертвое, то что Мара?

Глаза-в-глаза. И по-за тонкой стеклянной оболочкой Пламена видит яркий мир. Живой, старый. В том мире - Мара, девка непорожняя, прощается с Ярополком и бежит из Камнеграда.