Марина Дечко - Ворожея

Колдунья кивнула руннику, что был на вожжах: приехали.

Старое место встретило их глухой обидой: древние боги жили здесь долго. Оберегали покой душ ушедших, да служили напоминанием живым. Связывали два мира меж собой, передавали устами каменными просьбы от тех, кто жив пока, другим - ушедшим. И как унесли их, связь разорвалась...

То ж было первое капище, что лишилось каменных изваяний. И, помнится, стоило это Чародейке дорогой цены. Нынче же...

Плотный пласт снега лежал на земле широким покрывалом - прочным, с ледяными медальонами на поминальных камнях. Белая земля с белыми же холмиками. Деревья, снегом убранные, кругом всему.

И только в центре места святого, где когда-то стояли боги старые, было темно. Оскверненная земля не покрывалась ни снегом, ни листом сухим. Зияла, словно бы дыра. И не затягивалась, подобно ране рваной...

Капище было древним. Пожалуй, одним из самых древних, что удалось найти ей, Чародейке. И частоколом, как подле городов больших, не обнесено. Словно бы голо, не досмотрено. Вот только боги старые приглядывать за местом святым умели. Нынче же...

На сей раз ее не встретила лента силы, что словно бы ластилась к ногам в прошлом. Ласкалась, поглаживая тонкую кожу, а потом обожгла болью острой. Ухватила зубами жадными, да стала рвать по живому. И только кровь рунника да наговоры Ворожебника остановили ее...

Колдунья до сих пор помнила, как старые боги привечают гостей незваных. Мертвому - мертвое же. И негоже плоти остывшей ступать на землю живых. Только камни высокие больше не покоятся здесь, а оттого и сила благостная ушла с места насиженного.

Тонкая ступня легко провалилась в снег, и Чародейка махнула рукой. На кончиках пальцев заискрились, задрожали болотного колеру нити, а под ноги бросился ледяной смерч. Прошел-очистил дорогу, и мягкие сапожки больше не утопали в снегу.

Могила с оставленной буллой была как все - с высокой снежной насыпью да поминальным камнем. И - Пламена это знала - под камнем тем девка лежала. Молодая, глупая. Тоже вот поверившая словам мужским. И ласкам...

А потом и сошла в могилу по-за глупостью своей. Дура дурой. Только дурость та нынче Колдунье на руку.

Она остановилась подле снежной насыпи и снова заискрила силу на кончиках пальцев. Сосредоточилась, ощутив под кожей не просто эманации, но мощь темную, и направила посыл действа этого к старому камню.

Земля отворялась.

Поначалу медленно, лениво. Словно бы не желая раскрывать что секреты свои, что нутро ледяное. И скарбы имела охоту держать при себе...

Скрипела, жалуясь на плоть мертвую, что покориться заставила.

А Чародейка усилила нажим. Послала в пальцы больше мощи, отчего нити силы стали не просто зелеными - яркими, плотными, только все ж холодными - ледяными даже. И свет, что лился вместе с ними, тоже был неживым. Однако ж, резким, мощным.

Колдунья ведала: попадись хотя б одно живое существо под нити эти, не сдюжило б. Рассыпалось прахом, не успев осознать, что с ним сталось. А ведь раньше она не могла так. Но то ж раньше. А теперь вот ее сила вровень с богами старыми встала. И еще немного...

З емля поддавалась. Стонала от обиды, что беспокоят ее, старую, уж в который раз. И жалилась на то, что ныне даже на капище покоя не приждать. Пламена слушала ее. Понимала. Покой - дело такое - его сыскать вообще трудно. Даже на погосте.

Вот и ей погост не принес облегчения, заставив покинуть место святое змеею гадкою... Оттого и отворяла грунт дальше, не жалея, пока не показались в черном дне старые кости, а подле них - булла.

Свиток-проводник, кровью слышащего напитанный. Булла отводила от нее , Чародейки самой, взгляд Симаргла. А теперь вот девке покойной послание оставит...

Свернутая берестяная грамота - подобная тем, что отправлены по Земле Лесов с Мором Струпным. Тонкая, с кровавыми письменами-рунами, с силой колдовской. Она искрилась на дне могилы так ярко, что Колдунья нашла бы ее не только под пластом земли да снега - из мира другого видно было ее.

Пламена повела ладонью и снова послала поток темной мощи на дно. Булла встрепенулась, задрожала, и поднялась. Загорелась светом ледяным, а когда на нее кровь Мары попала, полыхнула багровым. Словно бы живым. И Чародейка отшатнулась.

Впервые в ее руках мертвая кровь сияла светом живым, и от того ей становилось дурно, тягостно. От того, а еще от вопросов, на которые ответов находилось все меньше. И время...