Светлости стоило беспокоиться еще больше. Но он и не думал этого делать.
— Я ей покажу, как надо мной смеяться, — объявил он Гастону, когда дьяк отправился готовиться к обряду бракосочетания. — А то привыкла слугами и гувернантками командовать. Мужем не покомандуешь. Тем более, мужем-герцогом.
— Угу, — пробормотал лучший друг, силясь выказать поддержку.
— И вообще…
Что именно хотел добавить светлость, осталось тайной. Закончить фразу помешал грохот. Будто шкаф упал из-под потолка.
— Что это было? — спросил светлость тревожно.
— Кажется, это из спальни девицы, — шепотом оповестил Гастон.
Но как? Не кровать же она в воздух подкинула?
Лизетта же хрупкая, как тростиночка. Как трепетная лань.
БУМ!
От повторного грохота содрогнулись стены и пол, а дверь спальни разлетелась в щепки.
— Ой, мамочка, — простонал светлость.
В коридор вышла… КОРОВА!
Гастон зажмурился и снова посмотрел вперед.
Не привиделось. Ни разу. Самая настоящая корова — мощная, грозная и явно недружелюбная. С налитыми кровью глазами и… в фате!
— Солнце взошло, и я явилась, как обещала, дорогой женишок, — проговорила она весело.
Светлость издал звук, похожий на писк мыши, которой прищемили хвост, и навалился на Гастона.
« Это сон. Это просто дурной сон », — попытался убедить себя тот, лежа на полу, придавленный тяжестью лучшего друга.
А по коридору неслось угрожающе:
— Ну что, будем свадебку играть?!
— Лизетта, давай договоримся, — предложил Гастон с дерева.
Девица, превратившаяся в корову, угрожающе нависла над светлостью. Тот тихонечко поскуливал, попрощавшись если не с жизнью, то с мечтами о личном замке точно. А заодно и с чувством собственного достоинства.
— Раньше надо было договариваться, — огрызнулась Лизетта басом. — До того, как усыпляли и увозили без спросу.
— Так мы тебя вернем.
— Вернете-вернете, никуда не денетесь. Еще и денег дадите, чтобы обратно взяли такое сокровище.
— Гастон! — захныкал светлость. — Убери ее…
Корова фыркнула.
— А как же первая брачная ночь?
Светлость взвыл с перепуга, явно представив в спальне себя и… и… это чудище в фате.
— ГАСТОН!
— Лизетта, послушай! — завопил тот с дерева. — Ну, хоть минуту! Мы ж и так твои пленники. Никуда не сбежим.
Корова задумчиво наклонила голову набок, размышляя.
— И? — она села на землю совершенно не по-коровьи, а, скорее, по-собачьи.
— Мы со светлостью, в смысле, с герцогом Себастьеном, поняли, что опростоволосились, — затараторил Гастон, но, поймав гневный взгляд, добавил: — То есть, осознали, что поступили очень дурно. Давай всё обсудим и…
Корова поднялась и прицелилась рогами в бок светлости.
— Лизетта, просто скажи, чего ты хочешь?!
На морде расцвело мечтательное выражение.
— Хочу… Во-первых, фруктов на завтрак. Во-вторых, прогулку на реку. В-третьих, чтоб женишок мой надел фату и проходил в ней весь день.
— Фрукты и река будут, а вот фата — это уже пере… — начал Гастон, но корова перебила.
— Пусть господин твой выбирает, с чем знакомиться поближе: с фатой или рогами.
— Ладно! — завопил светлость. — Давай фату!
Корова наклонила голову, чтобы герцог снял атрибут свадебного наряда с рога. А Гастон тяжко вздохнул, подумав, что после конной прогулки голышом третье условие невесты — не самый большой позор в жизни лучшего друга.
— Готовьте завтрак, — велела корова и, покачиваясь, зашагала в сторону замка.
— А ты куда? — настороженно поинтересовался Гастон.
— Хоромы ваши исследовать. Может, мне тут понравится, и я вас в красный замок переселю, а сама сюда перееду.
Светлость испуганно крякнул. Угроза напугала до колик. Замок-то — матушкино родовое гнездо. Нельзя меняться. Никак нельзя. И матушка, и батюшка три шкуры спустят. Ссылка раем покажется.
* * *
Лизетта веселилась. А что? Чем это всё — не развлечение?
В Алманскую глушь девицу перевезли три месяца назад. С тех пор она сидела взаперти, ни разу не выходя за ворота красного замка. Так было с самого рождения. То один замок, то другой. Подолгу нигде не задерживались, чтобы внимания затворничеством не привлекать. А потом перебрались в лес. В огромном деревянном доме жили. По соседству с лесным народом. Пока однажды Лизетта в коня с крыльями не превратилась и в окно не вырвалась. Не пришлось по душе лесному народу, что человек в их живность оборачивается. Велели уехать подобру-поздорову.
Читать дальше