Карина Хелле - Файлы Декса

Я оскалился. В гневе ничто не могло остановить меня. Я начал двигаться.

А потом затрещало электричество в воздухе. Мое тело напряглось до боли, стало твердым, как доска, по мышцам ударил миллион зарядов. Я боролся. Мне нужна была власть. А теперь я застыл и ощущал, что происходит. О, только бы не запачкать штаны.

Я опускался на землю. Дыхание застревало, тело содрогалось. Грязь снова тянулась к моему лицу.

Как только я рухнул на землю как мешок картошки, это прекратилось, и я выругался так, что обычный Декс покраснел бы. Боль закончилась, и я остался с ощущением, что меня растоптали буйволы… еще и заряженные током.

В состоянии полного истощения я не мог сопротивляться, и офицеры быстро подняли меня на ноги, вызывая другую машину. Они боялись пленника, и, когда меня подвели к остановившейся машине, я понял, почему. Я увидел, какой ущерб оставил, выпав на землю. Я видел разбитое заднее стекло. Я не знал, как сделал это, и, судя по взглядам офицером, они тоже не понимали.

Я ехал в участок в обитой камере. Видимо, теперь я был угрозой, если не был ею раньше. Они могли обвинить меня в сопротивлении при аресте, попытке побега. Мой гнев, необходимость вернуться к Перри, все еще бурлил во мне, но в этот раз разум забрал власть. Я теперь едва ощущал силу. Я надеялся, что удар током не навредил.

В участке мрачного вида индивидуальности задавали вопросы. Меня сфотографировали, и я улыбался (у меня ведь красивая улыбка). Я думал, меня покажут врачу, ведь меня били током, но они даже не упомянули это, и я не хотел испытывать удачу. Меня лишили вещей: телефона, денег, блокнота.

Я потом меня ощупали. Я не знал, на месте ли мои яйца, и они нашлись, когда офицер Зукотти их нащупал. Печально, но после расставания с Джен только это меня и порадовало. Хорошо, что Зукотти был нежным.

Лишив меня при этом гордости, они повели меня к камере. Стражи прошли со мной мимо камер, полных отбросами, преступниками и пьяницами (всех было много) Портлэнда и втолкнули меня в камеру с одним парнем.

Он сидел на алюминиевом унитазе, от него воняло так, что глаза слезились. Кошмар. Я хотел отвернуться, дать ему уединиться, но это было сложно, ведь в камере были только пара матрасов на каменных плитах и рукомойник. И унитаз. И мужчина на нем.

Потом я узнал, что его звали Гас.

Мы с ним даже поладили. Он был большим и широким, как накачанный слон или большой кузен Вин Дизеля, а еще покрытым с головы до ног татуировками. Они были даже на его лысой голове. Но он удивительно хорошо говорил. Он был здесь до меня, я не спрашивал, каким было его преступление. Я не знал, как реагировать, если он скажет, что убил арендодателя («О, круто. Продолжай»). Но он начал расспрашивать меня. Наверное, он решил, что между нами нет секретов, если я видел его на унитазе.

— Все дело в девушке, — начал я и скривился от того, каким клише это звучало. Мы сидели напротив друг друга на холодных матрасах. Я не знал, который час.

— Разве так не всегда? — ответил Гас. Тоже клише.

— Ага. Не всегда. У меня. Но она… она — сундук проблем.

— Проблемы и женщины идут рука об руку, — Гас сжал руки. Я слышал, как трещат кости. Он улыбнулся, слепя меня зубами. — Вот так они делают.

Я не знал, сколько могу рассказать Гасу, чтобы он не посчитал меня психом, но если не рассказать правду сокамернику, то кому ее можно рассказать?

— Ты пытался убить ее?

Он сказал это так бодро и искренне, что я вскинул брови.

— Нет, — осторожно сказал я. Но, если бы экзорцизм провалился, Перри погибла бы? Мне стало не по себе. Запах не помогал.

— Я не пытался убить ее. Я пытался спасти ее. Ей было плохо. Меня не было рядом… мы поссорились, так сказать.

Он понимающе кивнул. Мне не нравилось его сближение со мной. Я не понимал из — за этого, кем сам являюсь.

Я продолжал:

— После ссоры мы не общались какое — то время. Она выбросила меня из своей жизни. Заслужил ли я это? Да. Думал ли я, что она никогда больше не заговорит со мной? Нет. Не думал. Мы… все время ссорились. Несильно. Нам нравилось испытывать терпение друг друга. Пробираться под кожу… Тебе такое нравится? Мне нравилось. Она дразнила меня, тыкала. Задавала вопросы, била, раздражала. Всегда была там, копала, копала, копала, и мне нравилась каждая секунда. Мне не нравилось говорить о себе, но она очень хотела понять меня, словно я был загадкой. Такого в моей жизни еще не было, кого — то, желающего узнать меня, настоящего меня, и желающего, чтобы я стал лучше.