Ольга Зима - Названная женой

Потом любопытство всё же перевесило брезгливость.

— Полезно, что они, наконец, объяснились с Лайхан?

— Все эти теплые чувства меня не волнуют. Полезно, потому что Скат слишком прямолинеен. Для него все либо друзья, либо враги.

— Зачем вам это? — поморщилась Гвенн, когда маг достал очередное склизкое нечто. Она уже забыла, зачем пришла.

— Мне редко попадаются ши-айс, — не оборачиваясь, произнёс Зельдхилл. — Надо присмотреться на будущее.

Гвенн попросила тёмного Ллира и светлого Луга, чтобы это будущее либо вовсе не настало, либо настало очень нескоро.

— Редко попадаются? — уточнила она.

— Схватки с ними были очень и очень давно. Видите ли, — Зельдхилл потянул что-то, похожее на кишки. — В ледяных воинах заложена тяга к уничтожению. С криками «Да здравствует вечный лед!» они замораживают себя. А вечный лед не растопишь, не пробьешь, его можно только расколоть, что препятствует процессу вскрытия и изучения этого интереснейшего вида.

Зельдхилл продолжил:

— Этому отсекли голову, так что ничего с собой сделать он уже не мог. Для расы, живущей нападением, подобная тактика оправдывает себя. Это хорошо и для нас: теперь они воюют друг с другом. Что это значит?

— Так, глядишь, изведут самых воинственных. И когда-нибудь мы сможем договориться. У них что, чёрная кровь? — взглянула на труп Гвенн.

— Красная, как и у всех живущих, с тёмно-синим отливом. Чёрная — когда сворачивается. Плавательный пузырь точно такой же, как у нас. То есть у ши-саа. Не знаю, есть ли он у вас, царевна, — обернулся и смерил таким взглядом, словно собирался узнать на практике.

Потом засунул руку в грудную клетку трупа и вытащил кроваво-красный комочек.

— Не морщитесь, царевна. Да будет вам известно, что нет лучше энергетической подпитки, чем сердце. Лучше бы живое, но я непривередлив. А лежать, как вы, неделю — расточительная трата времени.

Раскрыл рот, в котором отчётливо обозначились длинные игольчатые зубы.

— Доброй волны вам, царевна, — поздоровался подошедший дядька Скат, поймав под локоть отшатнувшуюся Гвенн. Она сглотнула и с трудом произнесла приветствие.

— Не думаю, что вам подойдёт подобный метод, — добавил дядька Скат.

Покосился на Зельдхилла и недовольно вздохнул. Именно недовольно, не более того.

— Видел я уже это зрелище, когда отбивались от ши-айс. И потом жевал, когда вы дырку в стене заделывали. Ну? Ты доел, идолище поганое? — Скат снова насмехался, хотя Зельдхилл ещё не закрыл рот, больше похожий на пасть. — Или упырём тебя лучше поименовать, аспид?

— Манеры ваши, господин Скат, всегда оставляли желать лучшего, а теперь и желать-то странно, — маг покривился и облизнул пальцы.

Зашипел недовольно, стирая кровавую каплю со своего бесценного, шитого серебром густо-синего кафтана.

— Так трепетно относится к одежде, а сердце жрать — это нормально? — шёпотом произнесла Гвенн.

— Вы меня простите, царевна, я вас не понимаю. Как вы можете связывать эти совершенно разнородные понятия? — привычно высокомерно произнёс маг.

— Уймись, гад придонный, тебе и не понять. Ты что, не знала, дитя, что за маг тебе присягнул? Он же тёмный, из тёмных, и темнее только сам Ллир.

— Это всё ваши заблуждения, — ответил маг. — Ши-саа погрязли в них, как в иле.

— Нет, я замечала, что Зельдхилл особенно гадостен в районе характера…

Скат вздохнул с надрывом:

— Испортили мы девочку. Уже тёмного мага от светлого не отличит!

— Я не тёмный, — воспротивился Зельдхилл, но как-то коротко и вяло.

— Нет, мы ему строго-настрого запретили чему-то такому тебя учить.

— Но я бы смогла!

— Потому что ты-то именно научишься, — ответил Скат, а Зельдхилл добавил:

— Нужно изучать и принимать в равной пропорции добро и зло.

— Зельдхилла и его отца считали тёмными. Кого только на них ни натравливали, — добавил Скат.

— А ваш отец был тёмным? — спросила Гвенн у Зельдхилла.

— Светлым, светлее не бывает, — за мага ответил Скат. — Это на нашего аспида охоту открыли. От диких акул свалил, осьминога безумного пришиб, кракену щупки оторвал, змею вырвал сердце, — перечислил дядька. — Он жив, а его недруги…

— Покоятся на дне морском?

— Ну до чего наивно! — процедил Зельдхилл. — Недруги, а не глупые, нацеленные на убийство создания, вертятся на этом же дне со страшной силой, а я-то жив. И я не тёмный, почему никто не может запомнить столь простую вещь?! Тёмные маги противны миру и должны умирать первыми, разумеется, только после того, как они исполнят свое предназначение в этом витке жизни.